Книга День мертвых тел - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сказав ни слова, Гуров мягко, но решительно высвободил руку и вышел из комнаты. Набрал сохраненный еще раньше, как проснулся, номер горячей линии фестиваля и, пока шли гудки, понял, что говорить здесь не сможет. Ему нужно на воздух. И душит его сейчас гораздо большее, чем просто дурной запах.
Оставшись наедине с собой, в прохладе лестничной клетки, он поздоровался и сухо пересказал оператору историю Олега Максимова. Фанат или ярый поклонник, мечтающий услышать голос кумира, наверняка должен был говорить иначе. Но Гурова душила бессильная, клокочущая внутри ярость, и участвовать в конкурсном отборе он ни малейшего желания не испытывал. Не испытал он радости и тогда, когда на той стороне, через непродолжительную паузу, раздалось тихое: «Аджею передали вашу историю. Он хочет вам ответить. Соединяю». Тут же Гуров услышал:
— Да? Я слушаю вас, говорите. Я Аджей.
«Ты Аджей, — зло подумал Гуров. — Надо же, какое диво. Что ты сделаешь сейчас, художник? Скажешь, как тебе жаль? Всем плевать на Олега и его маму. Сизый делал вид, что не замечает, отводил глаза. Толик, приятель, вспомнил, что можно было бы проведать, через год. Что ты сделаешь, Полонский?»
— Привет, Аджей. Я Лев. Я приехал по своим делам в этот город на днях, здесь впервые о тебе и услышал, но это не важно. Знаешь, здесь есть семья, мать с сыном. Они гибнут. И всем вокруг на это плевать. Но самое интересное в этой истории, Аджей, то, что в его вонючей комнате на всю стену нацарапано на стене твое лицо. Он сам сделал это, когда еще мог соображать, когда боролся за себя с героином. Его мать, тетя Тося, ничего о тебе не знает и думает, что так Олег видит Бога. Так вот. Если ты ничего не сделаешь… Если ты ничего сейчас не сделаешь, Аджей…
— Диктуй адрес, Лев. Я еду.
Глава 8
Старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Лев Иванович Гуров не знал, чего именно ожидать. Что сейчас разверзнутся небеса, и святой Полонский опустится на грешную землю под пение праведников? Что перед ним будут семенить плачущие фанатки и омывать слезами его путь? Что сказанное было лишь шуткой, и он не явится вовсе? Со всей ясностью Гуров представлял себе одно — там, где появляется хотя бы тень художника, тут же возникает пресса. Снова привлекать внимание журналистов ему отчаянно не хотелось. Вернувшись в квартиру, он обнаружил, что Сизый пытается разговорить Олега, а Толик фотографирует портрет на стене. Раздраженно дернул щекой и обернулся в поисках тети Тоси. Женщина сидела в крохотной кухоньке и, чтобы не давить на нее, он опустился рядом с матерью Олега на корточки. Хотелось взять за руку, утешить. Но что-то подсказывало Гурову, что Антонина Максимова, уставшая, полностью морально истощенная женщина, сдерживает сейчас слезы из последних сил, и лишние эмоции, даже положительные, ей ни к чему.
— Теть Тось, — заговорил он тихо, как говорил в последний раз на похоронах Машиного деда. При его службе такой тон был необходим нечасто, но Гуров поразился тому, как легко выговорилось это имя без отчества, будто он знает ее всю жизнь. Он и знает, скорее всего. Матерей, изможденных, но не сдающихся в борьбе за жизнь своих детей, Гуров видел немало. И уважал их. — Я позвонил Аджею, это… Наш общий знакомый, он сейчас сюда приедет. Олег будет рад его видеть. И, скорее всего, с ним будут еще люди. Не хлопочите, они все самостоятельные, сами разберутся, куда пройти и на что сесть. Вы мне напишите, пока ждем, на листочке, что вам нужно в первую очередь, пожалуйста. По ремонту я сам вижу, но, может, лекарства какие-то или продукты особые?
Она посмотрела на него сверху вниз, и сразу, по одному только взгляду, стало ясно, что в помощь она не верит. Не удивилась, не обрадовалась. Так смотрят на маленьких детей, которые утешают взрослых, говоря, что во сне попросили Великого Гудвина прийти в их дом и решить все проблемы. Тетя Тося точно знала, что чудес не бывает и молитвы никто не слышит. Однако обижать своим неверием хорошего человека не годилось.
— Как тебя зовут?
Голос казался бесплотным, а Гуров вдруг заметил, что она старше его максимум лет на пятнадцать. Эта женщина вложила в битву с зависимостью единственного сына все и проиграла.
— Лев.
— Спасибо, Левушка, сейчас напишу.
Она вышла в зал, а Лев встал у окна, чуть отодвинув пропыленное покрывало, стал смотреть на улицу в ожидании гостей. Балкона Капитолины Сергеевны из-за деревьев видно не было. Интересно, как она? Имеет ли представление о том, что творится всего в нескольких метрах от нее. Ведь если поразмыслить, «хулиганы и тунеядцы», распивающие пиво у ее подъезда, вполне благонадежные, здоровые парни. Все познается в сравнении.
Гуров поймал себя на том, что пытается спрятаться в размышлениях о временах и нравах от настоящего. От безнадеги и вони, пропитавшей эту квартиру. Он, полковник и оперативник с именем, приехал в Онейск спасти от беспредела беззащитную старую актрису, а оказалось, что в помощи здесь Молотова нуждается меньше всех. Здесь всем плевать на чужую боль. А те, кто должен бы следить за порядком, утонули в бессмысленности и лени. Потому что, если люди сами выбирают яд и дно, что же их, на аркане в светлое будущее тащить?
«Встряхнись, Гуров, — приказал он себе. — Ты здесь для того, чтобы помочь, и ты поможешь. Делом, а не красивыми словами. Сейчас как раз приедет этот гений, и посмотрим, как ему понравятся условия жизни поклонника и воздух, которым каждый день дышит тетя Тося».
Во двор вплыла глубокого, шоколадного цвета «Вольво», и Гуров понял, что Аджей не обманул. Некому в Онейске было разъезжать на такой машине. Следом проехали две черные машинки попроще, Гуров, рефлекторно подготовившись к встрече с прессой, втянул шею в плечи, ссутулился и опустил козырек кепки. «Вольво» остановилась под их окнами, вместо
