Книга Ограниченная территория - Вероника Трифонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пап, я использую захват, который мы с тобой учили, — смеясь, ответила я.
— Ой, Катя… А если их будет много?? А если…
— Папа, всё будет хорошо, не страдай паранойей, — я встала, обняла его и поцеловала в покрытую щетиной щёку.
— Мама то же самоемне говорит, — вздохнул он. — Даже она смирилась. А я…
Я сомкнула объятия ещё крепче.
— Ладно, — голос его потеплел, в нём послышались слёзы. — Мы будем тебя навещать. Хорошо, хоть Тим там будет за тобой присматривать.
Я согласно кивнула, решив не высказывать то, что уже тогда понимала: самой мне присматривать за Тимом придётся не меньше. У папы с моим другом сложились идеальные отношения: отец его просто обожал, а Тим, в свою очередь, считал дядю Сему «клёвым мужиком».
— Мне так непривычно понимать, что ты выросла! — охнул отец. — Моя самая маленькая дочь теперь тоже меня покидает… Казалось, ты только что была малышкой, играла в куклы, бегала в деревне по полю и путалась под ногами… А сейчас закончила школу и уезжаешь.
— Пап, я тебя очень люблю. И ведь я буду вас навещать. Всё будет хорошо!
Я понимала отца. Понимала, как ему было трудно отпустить во взрослую жизнь последнего ребёнка. И, думаю, папа заранее осознавал, что я не вернусь в Красногорск — они с мамой всегда говорили, что я «достойна большего». Так и вышло. И я всегда считала, что у истории той юной и наивной девочки Кати был счастливый финал. Почти девятнадцать лет, минувшие с момента того разговора на кухне, я прожила самой обычной жизнью. Со мной не случалось ничего экстраординарного. Студенческие годы, аспирантура, совмещаемая с должностью ассистента кафедры биологии в медицинском университете, затем счастливое замужество, защита кандидатской и работа в НИИ… Нашу с Антоном жизнь омрачало разве что невозможность иметь общих детей из-за генетической несовместимости, но мы давно с этим смирились. Одно время он даже предлагал вариант воспользоваться материалом донора, но я это категорически отвергла. Огорчал ли меня выбор никогда не быть матерью? Возможно, в глубине души — немного. Но, в конце концов, на нас род не прерывался — у Антона были ещё младшие братья, а мои старшие «сибсы» уже успели подарить отцу внуков. Несмотря на эти проблемы, я всё равно была счастлива. Мы были счастливы.
Кто знал, что всё так изменится?
Папа, может быть, ты?
Из всех способов отправить тебе послание, мне доступен только мысленный. Смешно, но у меня даже нет принадлежностей для письма. Максимум, что мне дают изредка — это научные журналы и книги в мягкой обложке. Его любимые, пап. Я стараюсь об этом не думать — ведь некоторые из них нравятся мне. Но всё равно, это не самоеплохое в сравнении с другими изданиями, что он мне приносил — сборниками своих трудов.
У меня тут много свободного времени, папочка. Большую его часть я провожу в размышлениях. Поначалу это было тяжело, но я уже привыкла. Всё снова и снова я пытаюсь придумать план спасения, и каждый раз это напоминает мне фазы жизненного цикла клетки. Иногда он не движется дальше интерфазы — это период клеточного роста, при котором клетка, подготавливаясь к делению, активно синтезирует матричную РНК, белки и другие компоненты. А если начинается-таки получаться что-то дельное, то оно проходит лишь до профазы митоза — когда конденсация хромосом внутри ядра давно завершена, а веретено деления сформировано. Но только совокупность представления своих действий с готовностью сил вовсе не ведёт к их миграции в точку осуществления. Я знаю, куда двигаться, — но этот путь никуда не ведёт, и как найти другой, я пока не имею понятия. А это значит, всё нужно продумывать заново.
Я постоянно говорю с вами всеми. С тобой, с мамой, с остальными. Даже с Гаврилюком, нашим начальником. Теперь я жалею, что иногда посмеивалась над ним… Мысленно, папа — чаще всего так. Лишь изредка — ночью, в темноте, либо находясь в душе, — я позволяю себе перейти на шёпот: когда мысли превращаются в слова, в них становится больше жизни. Кто-то посчитал бы это признаком сумасшествия, но я-то знаю, что всё ровно наоборот — только благодаря этим разговорам я всё ещё не сошла с ума. А говорить вслух, слыша свой голос, кто мог бы подумать, что такое обычное дело стоит ценить, словно воздух? Общаясь друг с другом каждый день, люди представить себе не могут, каково это — лишиться такой возможности, оставшись один на один с собой, в месте, где из собеседников — только психопат, навещающий тебя пару раз в месяц.
Мне остаются лишь обращения к вам. Они что-то вроде письма, личного послания, поэтому возможные ответы я могу только представить. Но каждый раз, как я думаю о каком-то конкретном человеке, я мысленно вижу его перед собой. Кого-то — более чётко, а кого-то — размыто. Тебя, папа, я сейчас представляю так, будто ты действительно сидишь рядом со мной на кровати. Держишь меня за руку, ласково и сочувственно улыбаешься, и свет от твоей улыбки отражается в карих глазах, которые так похожие на мои. У тебя стало больше седых волос и морщин, но ты всё в той же белой в синюю клетку рубашке и жилетке кремового цвета — последнем подарке мамы.
Ты говорил тогда, что на всё есть своя причина. Почему же тогда, папа, происходит всё это? Для чего оно вообще должно быть?
Я надеюсь, ты нашёл в себе силы жить дальше — после того, как ты узнал, что случилось со мной. Я верю, что у тебя сейчас всё хорошо. Сейчас ночь, и я могу сказать тебе вслух, что я очень сильно тебя люблю. Хочется верить, что сквозь ночь и расстояние эти слова долетят до тебя в твой сон, в подсознание, в душу. Слова твоей дочери, всё той же маленькой Катюши.
Ты дал мне всё, что смог, но то, чего ты боялся, случилось. Пусть даже через девятнадцать лет.
Отпуская меня в чужой город, ты высказывал опасения, но всё же, не мог знать наверняка, что с твоим ребёнком случится плохое.
Но как быть в ситуации, если ты знаешь это и всё равно не можешь помешать?
В моей ситуации, папа.
Часть 2
Глава 9
Май подошёл к концу, незаметно сменившись
