Книга Оборотень по объявлению. Моя свободная пара - Наталья Александровна Буланова

спешить?

Никс потоптался рядом:

– Да. Мама каждую неделю белье перестилала в твоей кровати. Ни пылинки там у тебя.

Лисена сжала маму крепко в ответ:

– Прости. Я та еще дочь.

Кира покачала головой, но не смогла ничего сказать, потому что давилась слезами. Она была так счастлива за дочь и смертельно напугана.

– Мама знаешь сколько всего наготовила? На неделю хватит. Думали, к тебе в гости поедем – все привезем. Так что придется немного задержаться, чтобы все это съесть. Или с собой забрать. Как у тебя там холодильник? Если что, можно заморозить.Что же теперь будет? Как это так: истинность была, а теперь ее нет?

Заморозить у Олеси не было возможности. В морозилке – лаз. Но об этом знать родителям не обязательно. Они еще не знали, что их дочь с Арсением делит одну нору.

– Я тоже соскучилась. Пожалуй, останусь сегодня на ночь у вас.

– У себя, – поправил Никс. – Это твой дом навсегда. Запомни это.

Леся запомнила. У нее есть дом. У нее есть замечательные родители. И теперь у нее есть долгожданная свобода, с которой никто не может поспорить.

***

Саша

“Что я наделал?” – эта мысль билась пульсом в голове.

Я не мог пошевелить мизинцем. Даже взгляд не получалось отвести от места, где сидела Олеся, пока ее не увели родители.

С каждым ее “ха” я все меньше переставал чувствовать своего зверя. Он словно растворялся во мне. Мысли об истинности перемалывали его кости.Она смеялась. Как же она смеялась! Иногда так заливисто, а иногда так, словно сошла с ума. Но тут, и правда, рехнуться можно.

Я все это время не верил Лисенку: что все кончено, что ей на меня все равно. Когда все равно – не убегают, не орут друг на друга, не прячутся на два года. И уж точно не огибают по дуге, как она на свадьбе.Где наша парность, которая защищала от ментала моего зверя? Как это ушла? Как я мог сделать Лесе больно? Почему?

Но и я хотел, чтобы она прониклась тем, что происходило со мной. История за историю. В конфликте виноваты оба.Я думал, она обижена. Я тоже был обижен. Не знал, через чего она прошла. Я услышал эту жуткую историю, и все встало на места. Ужасно.

Эти пять лет я тоже не был облизан судьбой. Я не мог навестить родителей, не мог посетить родной клан. Был заперт у Бродячих под домашним арестом на целых пять лет.

Вокруг меня тоже шептались, старались не иметь дела. Да что говорить – меня ВСЕГДА обходили стороной, потому что боялись. Я просто не жаловался. А уж после срыва стали смотреть как на бомбу, которая рванет в любой момент. И я старался понять. Отец всегда говорил, что большая сила – это большая ответственность. Что звериные инстинкты всегда будут говорить окружающим держаться от меня подальше. И только Олеся словно не ощущала этой силы – всегда крутилась рядом. Поэтому и хвостик. Ведь это словно еще одна очень важная конечность – та, благодаря которой все тело ловит баланс.

Все я делаю не так по жизни! Все шиворот-навыворот получается.А я потерял этот баланс. Потерял свой хвостик, и сам не понял когда. Правда, что он остался в Заполярье подо льдом? Или я уничтожил его сейчас, когда высказал ей о своей обиде? Я словно был отравлен виной и досадой все это время. Постоянно думал, а что, если бы? Если бы не то, и не то, и не то. И эта кора обиды не смогла так быстро слететь с меня даже от откровения Лисенка. Да, я идиот. Молчать надо было. Подумать десять раз, прежде чем начать разговор. Но как объяснить, что я не чувствую себя и свои эмоции за этой коркой? Что я хотел, чтобы она тоже раздолбила ее! Чтобы мы друг другу помогли.

Кажется, Леон звал уже не один раз.Лучше бы я ей рассказал, как решил дать ей ее свободу. Ведь не приставал же к ней. Не подходил. Всем говорил, что испытываю только братские чувства, чтобы она не ощущала давления. Издалека наблюдал только, пока она совсем не стала чудить и пропадать даже от родителей. Хотел найти ее, чтобы разобраться, поговорить по душам. Предложил бы дать нам шанс. Или, хотя бы, чтобы она перестала прятаться. Что я не буду ничего от нее просить и требовать. Что мы можем просто жить дальше, а время все расставит на свои места. Ну вот и поговорили. – Саша! – донеслось до меня.

Буры уже не было – этот прохвост точно пустился следом за Лисеной. Вовремя подсуетиться, как падальщик – его фишка.

Я отлепился от стены, посмотрел на врача и тут же стал заваливаться вперед, словно мое тело мной больше не управлялось.

– Саша! – услышал я последнее, перед тем, как провалиться в темноту.

Открыл глаза. Вечер. Палата.

Рядом сидят отец и мать. Лица серые, словно похоронили близкого.

Наши взгляды с мамой встретились.

– Очнулся? Как ты? – она запустила руку в мои волосы.

Я снова почувствовал себя ребенком.

– Хорошо, – прохрипел я.

Папа встал, посмотрел строго. За этим взглядом читалось обещание серьезного разговора. Он сказал:

– Поехали домой.

– Не могу выписать пациента, – категорично заявил Леон от двери.

– Почему? – забеспокоилась мама.

– А вы не чувствуете? Принюхайтесь.

Я нахмурился. О чем он? Я что, разлагаюсь, что ли? Чего тут нюхать?

Глаза отца расширились. Мама вцепилась ему в руку:

– Что такое? Говори же!

Папа все втягивал воздух, словно не верил своему чутью. Повернулся к Леону с вопросительным взглядом.

– Да. Именно поэтому. Мне нужно понаблюдать.

– Да что происходит?

Ее отец не подпускал меня близко, сколько бы я не просил. Хорошо, хоть собранный им отряд, который дежурил поблизости, не прогонял. Смеялись только над тем, что я со своими перебинтованными лапами после чана с кипящим чаем тут делаю, что от меня все равно никакой пользы.Бура Я стоял перед дверью в логово лис, собираясь нажать на панель вызова. Рука дрожала. Я готов? Готов же! Самое время. Лисена тоже готова.

Глава 6

Ее отец не подпускал меня близко, сколько бы я не просил. Хорошо, хоть собранный им отряд, который дежурил поблизости, не прогонял. Смеялись только над тем, что я со своими перебинтованными лапами после чана с кипящим чаем тут делаю, что от меня все равно никакой пользы.Бура Я стоял перед дверью в логово лис, собираясь нажать на панель