Книга Конкурс убийц - Николай Иванович Леонов

А жаль, жаль…

— Садитесь, — Голубев рукой указал на кресло напротив Калистратова, в котором недавно сидел он сам.

— А как же вы? — огляделся Лев Иванович в поисках стула.

— А я тут, на кровати, присяду.

Голубев сел на ближайшую кровать и, сложив ладони лодочкой, посмотрел на Гурова, ожидая вопросов.

— Как я понял из ваших показаний, которые вы давали утром местным оперативникам, вчера вечером вы все были свидетелями скандала супругов Кирьяновых, — не заставил себя ждать Лев Иванович.

— Ну-у, я бы не сказал, что это был скандал, — протянул Калистратов и вопросительно посмотрел на Голубева.

Тот, соглашаясь со словами коллеги, кивнул и добавил:

— Да, скорее это была ссора. Знаете, когда один из оппонентов настаивает на чем-то, а другой не соглашается с ним. И в какой-то момент это несогласие перерастает в раздражительность и эмоциональность…

«Неужели все писатели такие многословные и выражаются в обыденной жизни так витиевато? Этак я буду допрашивать их целый день, чтобы узнать хоть что-то путное», — с тоской подумал Лев Иванович, но виду не подал.

— А суть спора вы уловили? О чем был разговор?

— Это был не совсем спор… — начал было Калистратов, но Голубев его перебил.

— Это был не спор, — поддакнул он. — Мы, правда, не очень вслушивались, торопились, понимаете ли, чтобы не опоздать к началу сеанса. Мы еще вчера взяли билеты на премьеру…

— Хорошо, не спор, — теперь уже пришлось перебить Гурову. — Но суть разговора вы поняли?

Конечно же, Лев Иванович понимал, что это не очень вежливо — перебивать человека, но и слушать подробный рассказ, на какой фильм собирались свидетели и почему именно на него, ему не хотелось. Вот будь они подозреваемыми, и требовалось бы уточнить их алиби, тогда другое дело — можно и выслушать.

— Ольга Михайловна настаивала, чтобы Евгений Петрович не отдавал первое место Вере Николаевне Дробышевой, а выбрал бы в этом году кого-нибудь другого, — ответил Калистратов, быстро взглянув на Голубева. Но тот на этот раз промолчал и только кивнул.

— Ага, значит, разговор был на тему премирования за рассказ. Правильно?

— Да, — коротко ответил Голубев, а Калистратов, словно поменявшись с соседом по номеру ролями, просто кивнул.

— Мне сказали, что среди членов комиссии были еще и другие несогласные с решением председателя… — закинул удочку Лев Иванович.

И тут обоих писателей словно прорвало. Они наперебой стали рассказывать Гурову обо всех интригах и заговорах, которые, по их мнению, плелись против уважаемого Евгения Петровича. По их словам выходило, что главным оппонентом Кирьянова в Союзе писателей, а именно среди тех, кто пишет в детективном жанре, был Артур Слепаков. И хотя, по признанию обоих, это был довольно талантливый автор, но до Кирьянова, с его известностью в определенных кругах, ему было далеко.

— Интересно, интересно. — Лев Иванович решил остановить писательский словопоток и поинтересовался: — Не подскажете, с какого произведения началась известность Кирьянова? Я не большой любитель жанра, знаете ли. Мне и на службе детективных страстей хватает.

— Первый роман Евгения Петровича вышел около тринадцати лет назад, — с восторгом ответил Голубев. — Замечательный роман! Называется «Тревога». Там рассказывается…

— Простите, что перебиваю. — Гуров улыбнулся своей самой наивежливейшей улыбкой. — Я обязательно прочитаю этот роман, как только закончится следствие, — пообещал он. — Поэтому не стоит его пересказывать, а то будет неинтересно.

— Хорошо-хорошо, — замахал ручками Голубев. — Но рекомендую! Не пожалеете, — таинственным голосом добавил он. — Роман был номинирован и признан лучшим детективом последних пяти лет.

— Вот даже как, — удивился Гуров, и ему вдруг и вправду захотелось узнать, насколько эта рецензия соответствует истине. — А о семейной жизни своего председателя, о его отношениях с женой, вы что-то знаете?

— Нет, подробностей мы не знаем, — нехотя признался Голубев.

— Ольгу Михайловну мы встречаем только на таких вот мероприятиях, — обвел рукой комнату Калистратов. — Я имел в виду на конкурсах, встречах писателей с читателями и на других светских раутах, — пояснил он.

«Надо же, как он пафосно выразился — светских раутах. Этакий писательский бомонд», — усмехнулся про себя Гуров, а вслух спросил:

— А у Евгения Петровича, вернее, у четы Кирьяновых, были среди писателей близкие друзья?

— Да, конечно же, были, — кивнул Голубев.

— Наверняка были, — согласился с ним Калистратов. — Но мы их не знаем. Мы сами, видите ли, не из Москвы, а из Питера. Поэтому… — развел он руками.

— Значит, вы не в курсе и личной биографии Кирьянова или его жены? — уточнил Гуров.

— Все, что мы знаем о Евгении Петровиче, есть в интернете. Мы как-то больше в курсе тех интриг, которые плетутся, вернее, плелись вокруг Евгения Петровича в Союзе, — поджал полные губы Голубев.

Гуров понял, что писателю явно хотелось поговорить с ним о внутренних склоках и сплетнях, которые варил котел Союза, но это удовольствие Лев Иванович решил оставить для Пятакова и его помощника Лемешева.

— Вот и хорошо. — Лев Иванович встал. — По этому поводу к вам обязательно заглянет оперативник, ведущий следствие, и вы все ему расскажете. Договорились?

— Да, — нехотя выдавил из себя Голубев, а Калистратов и вовсе промолчал.

— Скажите, а сегодня утром никто из вас не слышал хлопка или чего-то еще, похожего на выстрел? — Лев Иванович остановился у двери.

— Нет, ничего мы не слышали, — переглянулись писатели, и Голубев, ехидно посмотрев на Льва Ивановича, спросил:

— А вы с супругой тоже ничего не слышали?

— Нет, но мы-то находимся не за стенкой, а через коридор.

В ответ Голубев только поджал полные губы, а Калистратов и вовсе сделал вид, что обдумывает свой ход в игре, уставившись на доску, из чего Гуров сделал вывод, что они на него обиделись.

«Вот и пусть обижаются. Меньше под ногами будут путаться», — довольно подумал полковник и, заложив руки за спину, стал прохаживаться по коридору в ожидании, когда Крячко закончит опрашивать писателей из трехсотого номера.

* * *

Но долго быть в одиночестве ему не пришлось. Словно черт из табакерки, перед ним появилась Ирина Яковлевна Реус и с улыбкой хищного хорька (Гурову вдруг на какой-то момент почудилось, что она и впрямь сильно похожа на этого хитрого зверька) спросила:

— Как успехи в расследовании? Вы, я смотрю, уже опросили Голубева и его подпевал.

— Что значит — подпевал? — удивленный ее высказыванием, приподнял брови Лев Иванович.

— Да это я так, — махнула рукой Реус, — просто вырвалось. Все в Союзе знают, что Голубев сколотил вокруг себя в Питере целую коалицию, как он сам выражается. Писателишки мелкого масштаба, сплошь подражатели и графоманы, собрались в один клуб, чтобы выглядеть значительней и весомей.

— Ирина Яковлевна, а вы сами из Москвы будете? — поинтересовался Гуров. — Андрей Георгиевич Реус вам не родственник?

— Да, я коренная москвичка, — гордо выпрямилась Реус, отчего стала еще худее и выше. — Больше того, мои корни ведут в Испанию. Предки, по словам моего деда, приехали в Россию в тысяча восемьсот пятом году именно