Книга Семейные хроники Лесного царя - Антонина Бересклет (Клименкова)

плечи. Он шумно вздохнул, отнял наконец-то руки от лица, мимоходом, не стыдясь, смахнул слезы с ресниц. Обвел тяжелым взглядом воевод и водяных. И срывающимся голосом громко объявил:

— Друзья! Я отрекаюсь от престола.

— Помилуй, батюшка! — проворчал самый смелый из леших, Сил Силыч. — Это что ж вдруг тебе взбрело?

— Как же мне быть над вами царем, коли я не мужчина? — развил свою мысль Яр, шмыгнул носом. — Я всю ночь старался, но так и не смог угодить моей драгоценной супруге. По этой причине она и избегала меня последние годы, чему вы все были свидетелями. Она великодушно дала мне последний шанс, но этой ночью я окончательно опозорил себя в ее глазах. Что ж, признаюсь: я несостоятелен, как муж. Следовательно, я не вправе оставаться вашим царем. Найдите себе правителя получше.

С этими словами он взъерошил себе волосы, поискал что-то на голове и добавил негромко в растерянности:

— Где моя корона? Я отрекаюсь от престола и от короны! А она куда-то подевалась.

— Нету у тебя короны, Яр-батюшка, — подсказал Веснян, улыбаясь, полагая всё это неуместно затянувшейся шуткой. — И никогда не было.

— Не порядок! — отозвался владыка Леса. — Эй, кто-нибудь передайте кобольдам повеление: пусть сделают мне корону, и поскорее! Мне надо будет от нее отказаться. Простую пусть сделают, золотую: венец из дубовых листьев, а желуди из янтаря. Чтобы никаких излишеств не придумывали! Можно листья украсить чеканкой, шапочки желудей отделать зернью, добавить лаковую эмаль, капли росы из хрусталя. Но так, чтобы всё смотрелось скромно и не вычурно, а то знаю я их варварские вкусы. Ясно? Поживей!

— Лучший янтарь на берегах Северного моря, — задумчиво высказал Карп Поликарпыч. — У меня есть сообщение с тамошними водяными, через озёра пошлю гонца. Там у них янтарь, говорят, вместо гальки на пляжах лежит, мешок за грош набрать можно.

За столом все оживились: принялись охотно обсуждать свойства и качество янтаря, фасон короны, размер желудей. Кто-то предложил заказать для комплекта и скипетр с державой. Кто-то настаивал на церемониальном жезле, увенчанном звездчатым изумрудом огромных размеров, что кобольды откопали два года назад и преподнесли владыке, а тот пожалел раскалывать под брошки эдакий булыжник.

— Шута из себя строишь? — прошипела ведьма, оглянулась через плечо на мужа, украдкой шмыгавшего носом.

— А что мне еще остается? — произнес тот совершенно спокойным тоном. А сам глаза не поднял на жену, сверлил взором кружку с остывшим чаем. — Это же правда: я не смог тебя удержать.

— Зато теперь сможешь осчастливить всех девиц в своем царстве! — колюче напомнила Лукерья. — А то они уж заждались.

— Мы утешим! Утешим его величество, матушка, обещаем! Не волнуйтесь, вы оставляете его в надежных руках! — охотно выскочили вперед бесстыжие русалки. Окружили кресло владыки, приналегли кто пышным бюстом на высокую спинку, кто-то вцепился в подлокотники, Яр едва успел поднять руки, не то поставили бы синяков в порыве.

— Девчата, у меня с родной женой ничего не получилось, — попытался образумить русалок повелитель, смущенно улыбаясь, — с вами ничего не выйдет тем более! Увы! Простите!

— А давайте попробуем! — не отставали те.

Бывшая теперь царица скрипнула зубами, вскочила с места. На нее вновь все уставились, выжидающе. Даже Яр поднял голову, и зря Лукерья бросила на него последний взгляд, сердце в ее груди так и сжалось: на лице надежда, на ресницах влага, губы приоткрыты. Если поцеловать на прощанье? Нет, никаких поцелуев! Эдак решимость её покинет. Стыда же не оберешься — как потом объясняться с мужем, со всеми?

— И всё же, госпожа-матушка, позволю себе дерзость спросить об истинных причинах столь внезапного разлада? — Лещук Илыч не побоялся высказаться за всех.

— Я же сказал: я стал неугоден своей жене, — властно оборвал водяного Яр. — Или вас интересуют какие-то особенные подробности нашей супружеской жизни? Нет? Вот и славно.

Все склонили головы в согласии.

— Прощайте, — тихо проговорила Лукерья.

Она быстрым шагом направилась к дверям зала. На полпути ее остановило скрипнувшее о половицы кресло, отодвинутое от стола: в полнейшем молчании владыка поднялся с места.

— Прошу всех! — обратился лесной царь к своим подданным, и голос его звучал как никогда твердо. — О том, чему вы все здесь стали свидетелями, прошу не рассказывать никому. В первую очередь нашим детям. Я сам сообщу им эту новость, когда посчитаю необходимым. Лукерья, тебя это тоже касается.

Ведьма кивнула, не оборачиваясь. И вышла.

— Ну что ж, друзья, — Яр со вздохом опустился на место. — Пожалуй, сегодня о государственных делах говорить не получится. Распорядитесь на счет рябиновки, — он сделал знак русалкам, и те унеслись прочь, исполнять. Яр же окинул взглядом свою свиту: — Будем пить горькое вино, ибо не годится справлять тризну по почившему браку сладкими настойками.

Царь усмехнулся. И придворные повеселели: может, еще не всё потеряно? В конце концов, госпожа-матушка всего лишь человек, что с нее строго спрашивать. И бывало уже, ссорились супруги между собой, да не раз. Зато как потом страстно мирились.

Напиться в дым Яру не позволила дочка. Он едва начал икать, едва поплыл над очередным кубком, уносимый невеселыми мыслями... На подлокотник вдруг примостилась дочурка. Малышка выше отца на голову, а уж какая красавица, словами не описать! И фигуристая, и ликом белая-румяная, губы алые, брови соболиные, темно-медная коса с локоть толщиной. А в глазах-омутах бесенята пляшут, игриво хвостиками машут.