Книга Один день Дениса Ивановича. Хроники конца света - Вячеслав Геннадьевич Манягин

мы его промеж собой так звали, а по правде-то он Степан Степаныч, начальник БПП. Сухонький такой, седенький, нос красный – закладывать ужас как любил. К концу смены не знаю, был ли когда трезвым. За это и звали Стаканычем, да еще потому, что стакан у него всегда наготове был.

Так вот, подсеменил он и спрашивает:

– Ну что, привезли?

Мы киваем на кладовку. Он сделал стойку, понюхал воздух и опять спрашивает:

– А пробовал кто?

– Нет, – говорим, – не пробовали.

– Так что же вы, – говорит, – ждете?

– Кому ж охота в ящик раньше времени сыграть, – отвечаем мы ему.

Он рукой на нас махнул, кинулся куда-то, смотрим – выбегает уже с бутербродом в промасленной бумажке и меж конвейеров – прямо в кладовку. Хлопнул дверью, а мы ждем. То на часы глянем, то друг на друга. Не по себе нам стало как-то. Отпустили человека на верную смерть. Ну и что, что ему скоро на пенсию? Человек ведь?

Подождали мы, подождали, и решили идти – труп выносить. Вдруг смотрим – выходит! Нос еще краснее, сам доволен-предоволен.

– Ну как? – спрашиваем.

А он еще издали большой палец показывает и улыбка до ушей, а сам бутерброд дожевывает. Уж мы его качать собирались, как Гагарина, ей-богу! Да раздумали: побежали скорей в кладовку – не опередил бы кто.

Сначала, правда, носы воротили, да пальцами зажимали, а потом привыкли – и ничего, двадцать лет пьем и хоть бы хны! Нет, вру! Помер Степан Стаканыч, но там совсем наоборот дело вышло: не от принятия внутрь гидролиза, а от недостатка его. Как вышел он на пенсию, так спирт-то негде стало брать. И помер. Стало быть, привык организм к гидролизу, не вынес отсутствия.

Вот так и свершился наш великий переход на гидролизный спирт. А вам-то, молодым, откуда знать, что раньше мы пили пшеничный. Теперь, говорят, и водка из опилок. Высоцкий сказал, а он все знал.

Ну, наливай!

Часть II. Вопросы к Богу

(эссе)

Вопросы к Богу

«Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры»

Монолог из комедии Вильяма Шекспира «Как вам это понравится»

«Что наша жизнь? Игра!»

Ария Германа из оперы П. Чайковского «Пиковая дама»

Понимает ли Бог человека?

Понимает ли Бог, что мы чувствуем?

Для меня это один из ключевых вопросов. Потому что, не понимая другого, нельзя его любить.

Но ведь между Богом и человеком расстояние неизмеримо, бесконечно большее, чем между человеком и животным. Бог – вездесущий и всезнающий, безначальный и бессмертный Творец мира, в том числе человека и животного.

Человек и животное – тварь, творение Бога, живущие в сотворенном Им мире, имеющие начало и конец. Мы рождаемся, страдаем и умираем и в этом человек и животное схожи. Но, в отличие от животного, страдания человека включают в себя и неуверенность в том, что Творец существует. Это приводит к тому, что страх смерти без уверенности в вечной жизни преследует большинство людей всю последнюю треть их земного существования, начиная с кризиса среднего возраста.

Воплотившийся в человека Бог наслаждается нашим миром, – веянием ветра, шелестом травы, ароматом цветов, теплом солнца. Не тягостно ли Ему после нашего мира вновь возвращаться в абстрактное бытие? Туда, где нет запаха и цвета, где ангелы беспрерывно возносят Ему осанну. Где царит музыка вышних сфер, но нет колыбельной матери, напеваемой ребенку в сумерках под стрекот цикад.

Но Александр Мень в своей книге «Сын человеческий» пишет и о другой стороне воплощения – страдании Богочеловека: «Евангелие говорит о Человеке, Который ел и пил, радовался и страдал, познал искушения и смерть… Он нуждался в пище и отдыхе… Он закрыл от Себя грядущее и на Себе Самом пережил всю скорбь мира…Тот, Кто соединяется с падшим миром, неизбежно становится причастным его страданию. Отныне боль любого существа – Его боль. Его Голгофа. Среди людей Иисуса ждет не торжество, а муки и смерть…».

Воплощение Бога не есть ли Его попытка понять нас? Пройти человеческую жизнь от рождения до смерти. Услышать колыбельную, узнать радости и страдания, почувствовать неуверенность и страх смерти, смириться с этой смертью, как смиряется с ней человек, достигши определенного возраста, и победить этот страх: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?».

«Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты», – молится Христос в Гефсиманском саду.

Как некоторые небезосновательно считают, Богочеловек был распят не в 33, а после 50 лет. С 50 лет у евреев мужчина, преодолев страх смерти и получив мудрость, имел право учить – стать равви, учителем. У современного человека, разведенного с религией и потому забывшего латинское memento mori («помни о смерти», но и «помни, что смертен» – в Древнем Риме этой фразой напоминали триумфаторам на параде победы, что и они смертны, несмотря на всю славу), в 50 лет, в момент наивысших жизненных достижений, внезапно, как ему кажется, на ровном месте, начинается кризис среднего возраста, неопределенности и страха перед смертью.

Этот страх иногда так силен, что он толкает к самоубийству тех, кто не может смириться со своей смертностью – в основном, божков-кумиров современного человечества из сферы шоу-бизнеса. Можете удостовериться сами, посмотрев, как и в каком возрасте закончили они свой славный и шумный жизненный путь.

Но Бог-то, в отличие от человека, знал,