Книга Старое пианино - Ирина Лазарева

— Неужели Макс ей нравится больше, чем я? — задумчиво произнес он.

— Да-а! Ну и дурдом, — сказал Михалыч. — Не торопись с выводами, браток, посмотрим еще, как она обойдется с Василием. Если, к примеру, проломит ему череп топором, стало быть, любит больше всех.

А если серьезно, то послушайтесь моего совета, ухажеры. Лиза сейчас — ведьма. Очарование ее бесовское, поэтому вы все на ней помешались. Она — оружие в руках врага, а вы отключили, как всегда, мозги и ведетесь другим местом.

Максим поднял голову с подушки и позвал слабым голосом:

— Михалыч, поди сюда. Ярик, оставь нас, будь другом, мне надо с Михалычем поговорить наедине.

— Дожил! Уже от меня секреты, — обиделся Ярослав, но спорить не стал, вышел за дверь.

— Михалыч, ты все знаешь, — с горячечной требовательностью заговорил Максим, — откуда она приходит и куда исчезает? Я должен ее найти!

— Максим, ты одурманен, эта любовь — колдовская. Порча, а не любовь, поверь, я знаю, что говорю.

— Я не мальчишка, и кое-что соображаю не только в музыке. Сознайся, как ты отличил ее голос от остальных? Ведь что-то тебя насторожило?

— У меня тонкий слух, — ответил собеседник уклончиво.

— Увиливаешь, пытаешься выставить меня простофилей, которого с легкостью окрутила коварная женщина. Хочешь, скажу, что ты услышал? Стоны, в которых звучало блаженство! Вот что тебя встревожило, ведь до тех пор в криках, доносившихся из-за двери, была одна мука. А теперь ты пытаешься меня убедить, что девушка притворялась, что я ей безразличен!

— Максим, не обижайся, но ты самонадеян как все мужчины. Скорее всего, она испытывала радость от мысли, что замысел ее удался. Многие убийцы получают удовольствие от процесса преступления, неважно каким способом оно совершается.

Однако доводы его разбивались о неверие: музыкант находился во власти чар прелестницы и отказываться от сладостного рабства не желал.

— Позови Веренского. Пусть расскажет, что с ней случилось, ведь мы так и не выяснили до конца все обстоятельства. Мне необходимо разобраться во всем, что касается Лизы.

— Несчастный отец вдвойне: воображает, что его дочь невинна, — покачал головой Михалыч.

Максим в ответ лишь сверкнул глазами.

Видя, что молодого человека не унять, и учитывая, что нервная лихорадка — верный союзник болезненной вспыльчивости, Михалыч привел Леонида Ефимыча.

Чувство вины заставило Максима отвернуться от обманутого отца: он избегал смотреть на человека, чью дочь взялся спасти, а вместо этого вступил с ней в сексуальные отношения.

Веренский не заставил себя упрашивать и приступил к следующей части своего повествования.

Когда он осилил текст до конца и полностью разобрался в смысле наследственного послания, до него дошло со всей очевидностью, что путь к желанной славе заключен в пианино и магической пьесе, начертанной в книге. Граф, тем не менее, с предельной ясностью описал возможные последствия: исполнение пьесы влекло за собой сношение с силами ада; осуществление честолюбивых чаяний подразумевало роковой сговор и определенную плату. Существовала вторая пьеса, призванная закрыть врата, поэтому Веренский колебался недолго. Он был уверен, что граф позаботился о потомке и дал ему шанс перехитрить любую темную сущность.

В тот день, когда Леонид решился на эксперимент — так он относился к исполнению пьесы, ибо содержание книги воспринял с определенной долей скепсиса, — он явился в особняк, имея при себе большую бутылку водки. Пианино уже стояло в нынешнем своем убежище, но Леониду необходимо было полное уединение. Поэтому он отослал мать к невестке и внучке, сторожа споил до бессознательного состояния и остался один на один с пианино.

Книгу он не взял, так как обе пьесы к тому времени выучил наизусть, они были довольно велики по объему, но для такого технаря как Леонид не представляли никакой сложности. Он решил, что старинный фолиант не следует без надобности лишний раз переносить с места на место, так книга будет сохраннее.

Пианино было в приличном состоянии: за день до судьбоносного события Веренский привел настройщика. Он продумал все заранее, чтобы не было осечки, ведь любая фальшь, любое отклонение в звуке могло привести к провалу дерзкого плана. Предварительно зашторил окна, зажег свечи, создал необходимый антураж — все так, как предписывал автор в своем послании.

Он начал играть и порядочно увлекся: старый граф написал неплохую музыку, хоть и не был профессиональным композитором, не зря, как видно, потратил несколько лет на изобретение магической мелодии. Она была странная, с частыми секвенциями, настойчивым повторением отдельных нот или созвучий, периодически вкрадывался диссонанс, как незваный гость и вдруг причудливо ломал музыкальную фразу, но общей темы не портил, наоборот, придавал ей выразительность и своеобразную характерность. Каденция была неожиданно бравурной, как долго сдерживаемый всплеск эмоций. Пьеса бала сыграна в точности так, как ее задумал автор, со всеми нюансами, паузами, в указанном ритме.

Веренский отнял пальцы от клавиш и усмехнулся своим растаявшим надеждам. Ничего не произошло, ровным счетом ничего. Как он мог поверить в бредни ударившегося в мистику фантазера? Пресыщенный аристократ с легкостью убивал время на пустые измышления, все имел в избытке: богатство, женщин, почет, положение в обществе. Зачем ему было заботиться о правнуках или праправнуках? Знал бы гордец, во что превратятся графские хоромы. Не законные наследники, а последыши его крестьян и дворовых будут укладывать свои плебейские туши на фамильные кровати и колотить немытыми пальцами собачий вальс на пианино.

Он уже хотел задуть свечи и выйти из комнаты, как вдруг огненные язычки на всех фитилях накренились в одну сторону. Окно и дверь были плотно закрыты и исключали сквозняк; Леонид на секунду остановился, потом решил, что сам создал движение воздуха и снова нагнулся к ближайшей свече. Но тут ему резко пахнуло в лицо могильным холодом — именно такое напрашивалось сравнение. Так пахнет в склепах, в промозглых заброшенных подвалах старых зданий — смесь сырости, затхлости и тления.

Свечи сами притухли, но огоньки теплились, по стенам поползли вкрадчивыми щупальцами зеленоватые побеги какой-то плесени. Стало холодно, как в глубоком подземелье.

Леонид в растерянности озирал комнату, наблюдая все новые изменения. Он начинал догадываться, что становится свидетелем таинственных процессов, вызванных действием музыки.

Посреди комнаты начало вихриться темное облако, сгусток черного пара или дыма с запахом серы, скорее, это была концентрация какой-то мрачной энергии, так как внутри тяжелой тучи красными искрами вспыхивали разряды.

Черное облако все сворачивалось, сгущалось, уплотнялось к оси и вытягивалось в высоту, постепенно начало приобретать более четкие очертания, принимать человеческий облик; стала вырисовываться голова, плечи — так фигуристы вращаются на льду, вытянувшись в струну, но этот фантом вращался хоть и низко, но не касался половиц. Уже можно было разглядеть пурпурную мантию; развивающиеся полы отбрасывали в стороны клочья бурого тумана.