Книга Второй шанс - Эмили Хейнсворт

Закрываю глаза. Становится темно — хоть что-то знакомое. Кажется даже, что я лежу в спальне, готовясь отойти ко сну. Не дышать совсем я не могу и, ощутив удушье, осторожно набираю полную грудь воздуха, стараясь не замечать покалывания в легких.

Протягиваю вперед руку. Сопротивления она не встречает, и я, затаив дыхание и не открывая глаз, делаю шаг вперед, а затем и второй.

Двигаюсь вперед, раскачиваясь из стороны в сторону, до тех пор, пока пальцы не натыкаются на что-то… Ощупав поверхность, понимаю, что это дерево. Открываю глаза. Передо мной покрытый трещинами шероховатый деревянный столб. Прыгаю прямо на него и, выскочив из облака зеленого света, обхватываю столб обеими руками, чтобы остановиться. Слава богу, столб крепкий, как обычно. Приходится держаться за него, чтобы прийти в себя — волны энергии покидают тело не сразу.

Зеленое свечение исчезло, и, погрузившись во тьму, я вглядываюсь в столб, ища глазами мемориальную доску, посвященную Вив.

Но ее нет.

Столб опоясывает изорванная белая лента. Под скотчем на доске остались обрывки бумаги; а у подножия лежит пара увядших лепестков и обрывок листка, на котором написано: «Навеки в наших сердцах»

Фотографий нет. Вынимаю из кармана снимок, сделанный после тренировки команды болельщиц, и, держа его в руке, огибаю столб в поисках всего остального.

Взглянув на фотографию, вижу знакомую улыбку Вив и, опомнившись, делаю судорожный вздох.

Трудно сказать, сколько времени прошло с того момента, когда я перестал дышать.

Неужели я в беспамятстве оторвал с доски все фотографии?

Этого не может быть… я же не сумасшедший. Да на такое даже Логан не способен.

Может быть, они сгорели под воздействием энергии, сокрытой в недрах портала? Но почему тогда я не пострадал, пройдя сквозь него?

Налетевший порыв холодного ветра остужает голову, и мысли постепенно начинают проясняться.

Снова вспоминаю слова Нины: «На другой стороне все как всегда…»

В желудке появляется неприятное тянущее ощущение. Здание школы, стоящее прямо передо мной, не освещено, но то, что можно разглядеть, выглядит как обычно. Заставляю себя снова посмотреть на столб. На нем, как и прежде, нет ничего, кроме изодранной белой ленты и обрывков фотографий.

Вокруг окна художественной мастерской нет копоти. Начинаю всерьез волноваться. Оглядываюсь в поисках предметов, оставшихся такими, какими я их помню. Хочется найти что-то незыблемое, внушающее чувство надежности и комфорта. Обшарпанная автобусная остановка на месте. Ветви кустов, как и там, откуда я пришел, изломаны и ободраны после аварии, унесшей жизнь Вив.

Мне страшно. Закрываю рукой рот, но то, что я успел увидеть, мне уже не забыть.

Глава одиннадцатая

Нина живет на Дженисистрит. Помню, когда мы с Майком сидели в кафе, я вспомнил, что он живет на той же улице, но судя по всему, с Ниной не знаком. Однако, кроме нее, никому из тех, кого знаю я, о существовании портала не известно, а значит, только Нина может рассказать мне, что означают изменения, которые я наблюдал у школы… По крайней мере, я очень на это надеюсь. Добравшись до Дженисистрит, я понимаю, что забыл номер дома. Двадцать шесть? Двадцать четыре? Медленно иду по темному асфальту и останавливаюсь у дома Майка. На нем висит табличка с номером семнадцать.

На первый взгляд его дом выглядит как обычно. Иду дальше и, оказавшись у дома под номером двадцать четыре, надолго останавливаюсь. Он ничем не выделяется из ряда других: обычное бесформенное темное строение с разноуровневыми этажами. Припоминаю рассказ Нины о том, как ее выгнали из дома подруги, потом в памяти всплывает образ разоренной памятной доски.

Поднимаясь по неровной тропинке, ведущей к крыльцу, пытаюсь решить, что я буду делать, если окажется, что это не тот дом. Бежать? Попытаться объяснить, кого я ищу? Не могу даже представить себе, сколько времени — слишком поздно для визитов или, наоборот, слишком рано?

Пройдя примерно половину расстояния от улицы до входной двери, обращаю внимание на то, что в окне следующего дома под номером двадцать шесть горит свет. Других освещенных окон нет — только одно, на нижнем этаже, в задней части здания.

Взглянув на крыльцо дома, у которого я нахожусь, снова смотрю на освещенное окно. Если сначала попытать счастья там, где горит свет, по крайней мере не придется будить хозяев.

Иду прямиком по газону и, выбравшись на дорожку, ведущую к двери дома номер двадцать шесть, сворачиваю к крыльцу. Поднявшись по ступенькам и приложив палец к кнопке звонка, я останавливаюсь, чтобы подумать еще раз. Что если это не ее дом и я разбужу абсолютно незнакомых людей? И что я скажу Нине, если она дома? Как она меня встретит? Узнает или нет? Сделает вид, что мы незнакомы? Нет, на этот раз такой номер не пройдет. От этих мыслей меня отрывает громкий звонок за дверью. Вероятно, задумавшись, я слишком сильно надавил пальцем на кнопку.

Что делать? Бежать? Попытаться объясниться?

После долгого ожидания, показавшегося мне вечностью, я слышу за дверью звук шагов и одновременно осознаю, какую глупость совершил. Сейчас, наверное, три или четыре часа ночи, а я звоню в дверь чужого дома. Если бы кто-то пришел в такое время ко мне, я бы либо не подошел к двери, либо, подойдя…

Человек, находящийся за дверью, отодвигает засов.

Я, сдерживая волнение, делаю шаг назад.

Между дверью и косяком появляется небольшая щель, сквозь которую кто-то выглядывает.

Надо мной загорается свет, и я моргаю, чтобы привыкнуть к яркому освещению. Изучающий меня сквозь щель карий глаз расширяется. Я слышу изумленный вздох, и на пол падает миниатюрная игровая приставка.

Оуэн, что ты… — произносит женский голос, и дверь распахивается. Кам…

На ней нет фартука с узором из кур. Она не смеется. Не светится зеленым. Передо мной стоит Нина, глядя на меня огромными изумленными глазами. За дверью прячется мальчик в пижаме. На вид ему лет десять. Лицо бледное как мел. Нина смотрит на него так, словно только что осознала его присутствие, и закрывает дверь у меня перед носом.

Тем не менее ее реакция нравится мне куда больше, чем прием, который она оказала мне несколькими часами раньше, в кафе.

До меня доносится приглушенный шум голосов, и когда дверь наконец открывается снова, я вижу перед собой Нину. На этот раз в одиночестве. Она выключает лампу на крыльце и, осторожно выглянув наружу, затаскивает меня в дом. Закрыв дверь, Нина задвигает засов и смотрит на меня испуганно, как на человека, больного чумой, шаря по стене в поисках выключателя. Тусклая лампочка, освещающая прихожую, гаснет. Нина делает шаг вперед и, нащупав мою руку, гладит ее.

Я отстраняюсь — и тут же понимаю, как это глупо. Она развязывает тесемки, удерживающие висящие над дверью веревочные шторы, и опускает их. Непонятно, чего она хочет этим добиться, так как луна ярко светит в окна, освещая прихожую.