Книга Детский отпуск или провал - Ава Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут она видит это. Что изменилось.
— Твое кольцо, — пролепетала она.
Он вздрагивает.
Сердце молчит.
— Ты снял кольцо, — повторяет она. Уже мягче.
Плотный кивок. Слова вырываются у него изо рта.
— Снял.
— Новая девушка? — Тесси старается быть бесстрастной. Хотя ей должно быть все равно. Не стоит задерживать дыхание в ожидании его ответа.
— Нет. Никакой новой девушки. — Он с болью открывает рот и так же резко закрывает его, как только появляется официантка с закусками. Они делают свои заказы, и с исчезновением официантки за столом воцаряется неловкая тишина.
— Так что…никого нет?
Тишина.
Тесси смотрит на свой живот, прикусив губу, желая извиниться, подыскать что-нибудь безобидное, чтобы избавиться от облегчения, внезапно охватившего ее сердце.
Принято к сведению. Мертвая жена. Больная тема.
Ворчание Соломона.
— Что случилось? — спрашивает она, зачерпывая чешуйчатый кусок краба.
— Я даже не вижу своей еды, — ворчит он, ковыряясь в крабовом пироге.
— Вот, — говорит она, доставая телефон, чтобы включить фонарик.
Он вздрагивает от яркого света.
— Господи. Тебе обязательно это делать?
— Ну, ты же хотел это увидеть, — возражает она и, нахмурившись, садится обратно в кресло.
К черту светские беседы и угрюмое отношение Соломона. Пора переходить к делу. Пора покончить с этим. Пора прощупать этого человека, прежде чем соглашаться на что-то, касающееся их сына.
— Давай поговорим о Мишке, — объявляет она, высоко подняв подбородок.
Соломон поднимает взгляд и удивленно смотрит на нее.
Она взмахивает вилкой, проглатывая подушечный комок краба.
— Мы ведь для этого здесь, верно?
— Верно.
— У меня к тебе один вопрос.
— Задавай.
— А если ты однажды струсишь и захочешь уйти?
— Не уйду.
— Люди уходят, Соломон.
— Я знаю об этом, — хрипловато ответил он, — но я не уйду.
Она долго смотрит на него, прикидывая, насколько он правдив. Как она может ему поверить?
Ее собственный отец не хотел ее видеть. Он ушел, бросил ее и ее мать, когда Тесси было два года. Как будто они были мешками с мусором на шоссе. Она едва помнит его. Запах сигарет. Морщинистые карие глаза, словно их отшлифовала пустыня.
У него была жена. У него был ребенок, дочь. А он все равно ушел.
Даже люди, имеющие связи, разрывают их.
Вот почему она опасается Соломона. Если отец Мишки планирует однажды уйти, ему лучше сделать это сейчас, потому что другого шанса у него не будет.
— У меня тоже к тебе вопрос. — Соломон подергивает бородатым подбородком. — Где ты собираешься растить Мишку? В этой квартире?
Она насмешливо смотрит на отвращение на его лице. Ее дом — это не такой уж и большой, но быть оскорбленной человеком, который носит рубашку на пляж, — это богато. — Я бы так и сделала. А где ты живешь? В пещере?
— В хижине.
— Дай угадаю. В лесу?
На его бородатой челюсти напрягся мускул.
— Точно.
— Ну, — говорит она, откусывая еще кусочек, — если ты хочешь участвовать в его жизни, тебе придется найти время, чтобы приезжать в Лос-Анджелес.
— А как же Аляска? — возражает он.
— У меня есть работа. Я не могу уехать. — Она отрезает ножом кусочек краба. Соломон остается нетронутым. — Я все спланировала. — Она перебирает список на пальцах. — Роды в больнице "Седарс-Синай". Цвета детской — плавник дельфина и банан. Его имя…
Вилка Соломона стучит по столу, его лицо прищурено, словно краб испортился.
— Имя?
— Нет. — Она поджимает губы. — Я тебе не скажу.
Его жесткий взгляд — это прожектор для допроса.
— Тесси.
Она вздрагивает, внезапно защищаясь.
Ее жизнь. Ее ребенок. Ее рассудок.
Позволить кому-то другому разрушить ее лучшие планы? Ни в коем случае. Она этого не допустит. Она пытается понять, как ей быть работающей матерью, а тут еще этот ворчливый человек с горы предъявляет все эти требования, врывается в ее жизнь, заставляет ее напрягаться. Это ее мир, и в него не входит громоздкий дровосек, выводящий ее из равновесия.
— Тебя не было рядом. Не вини меня за то, что я строю планы.
Он провел рукой по волосам. От него исходит убийственная энергия, голубые глаза горят гневом.
— Меня не было рядом, потому что я, черт возьми, не знал.
— А я не знала, где тебя искать, — бросает она в ответ.
Они смотрят друг на друга до тех пор, пока не появляется официантка.
— Перчика? — спрашивает Луиса, протискиваясь между ними с трехфутовой мельницей для перца, похожей на гигантский кальян. Или фаллоимитатор.
Тесси не может с уверенностью сказать, что больше подходит к данной ситуации, потому что и ее, и Соломона здесь трахают. Как они сюда попали? Когда они ушли от приятной беседы и погрузились с головой в грозное молчание?
Все еще глядя на Тесси, Соломон выдавил из себя:
— Нет. — Его руки, лежащие на столе, сжаты в кулаки, костяшки пальцев побелели.
Напряжение режет воздух, как нож.
Передернув плечами, Соломон пытается повторить попытку, после того, как их оставляют в покое.
— А что, если…..каждое лето…
Она задыхается и проводит ладонью по животу.
— Я не буду отдавать своего ребенка каждое лето.
— Нашего ребенка, — тихо поправляет ее Соломон.
Пристыженная, Тесси смаргивает горячие слезы, беспокойство скручивает ее желудок. Ее нижняя губа дрожит.
— Но. Он еще долго будет маленьким. Он просто не может быть без меня. — Ее руки сжимаются на животе, и она опускает взгляд на крабовый пирог на своей тарелке. Паника перехватывает дыхание и вызывает слабость в коленях. Мысль о том, что она может потерять Мишку. Разлучиться с ним.
— Я не хочу, чтобы он был без тебя, Тесси. Я хочу…блядь. — Резкий взрыв проклятия Соломона заставил ее поднять глаза. Он снова провел рукой по своим черным волосам — его обычная реакция, когда он расстроен, полагает она, — и стиснул стальную челюсть. С выражением досады и злости он спрашивает: — Как, черт возьми, люди это делают?
Она качает головой.
— Я не знаю. Но мы узнаем, хорошо? — Наклонившись, она протягивает руки. — Никаких адвокатов. Пожалуйста? Мы что-нибудь придумаем.
Адвокаты означают, что они в ссоре. Означают, что Мишку втянут в неприятную борьбу за опекунство. Это значит, что кто-то пытается отнять его у нее.
От этой мысли у нее сводит желудок.
Это ее сын. Она не может понять, какую любовь испытывает к Мишке. Может быть, потому что она врожденная. Безусловная.