Книга Миф о Христе. Том II - Артур Древс

христианской легенды. Тацит мог около 117 г. знать о Христе как раз только то, что дошло до него от самих христиан или от близко к ним стоявших кругов, и не потому, что Тацит, как это утверждает И. Вейс, был «слишком высокомерен», чтобы заняться более точным расследованием христианского предания, а потому, что вообще в таких случаях Тацит имел обыкновение сообщать лишь слухи в таком освещении, как это казалось ему подходящим для его целей.

На этом, собственно говоря, можно было бы закончить наше рассмотрение свидетельств светской литературы, раз мы пришли к заключению, вполне согласному с выводом Вейса: «У нас нет действительно доказательного свидетельства светской литературы» (92). К этому пришел, впрочем, и Вейнель, когда он говорит: нехристианским свидетельствам ни одна сторона не станет придавать большой цены. «Ведь, в том, что ко времени появления «Анналов» Тацита, переписки Плиния и даже исторических сочинений Иосифа (в 90 гг. I века), что к этому времени христианство было уже широко распространенной по всей Римской империи религией, которая основоположником своим признавала распятого Пилатом мужа из Назарета, — в этом сомневаться не приходится» (104). Юлихер также в своем упомянутом уже этюде в «Kultur der Gegenwart» целиком отрицает доказательность свидетельств римской светской литературы.

Вопрос о подлинности 15, 44 «Анналов». Позиция законников в вопросе о подлинности.

Несмотря на это, оказывается нелишним несколько подробнее рассмотреть считаемое важнейшим свидетельство светской литературы в пользу историчности Иисуса, т. е. свидетельство Тацита, ибо эти свидетельства, как признает и Вейнель, не перестают производить впечатление на мирян. И сами теологи, которые, со своей стороны, убедились в полной бездоказательности этих свидетельств, не упускают большей частью случая, чтобы вытаскивать их для подкрепления в глазах «народа» своей гипотезы исторического Иисуса. Так, например, тот Вейс, со взглядом которого на «ценность» свидетельства Тацита мы только-что познакомились, использовал снова это свидетельство на маннгеймском собрании протеста таким образом, что у слушателей должно было создаться впечатление о вере самого Вейса в доказательность этого свидетельства историчности Иисуса. Он говорит там! о «превосходном сообщении», которое мы находим у Тацита относительно Неронова гонения на христиан. Тацит, «правда, писал уже ок. 117 года но в этом пункте он зависел от более древних источников» (откуда только нашему законнику известно?). «Тацит, мол, который с презрением высокомерного римлянина взирает на христиан (излюбленная фраза многих теологов!), знает, однако, очень точно (!), что основатель этой секты, Христос, был казнен при Понтии Пилате».

Поэтому-то мы видим, что большинство теологов клянется в подлинности Тацитова свидетельства, поэтому-то они и мое сомнение в этой подлинности клеймят как посягательство на «историческую науку», как верх «ненаучности». Согласно Бету, например, отрывок из «Анналов» (15,44) настолько вне всяких подозрений в том, что он является христианской интерполяцией, в нем так полно отсутствует всякий намек на христианскую руку, что всякий, кто желает (так!) «усомниться» в нем, обязан это сомнение исчерпывающе обосновать. Он обвинил меня в «неосновательной подозрительности», когда я все-таки позволил себе выразить сомнение в подлинности этого места. Да и Вейс и Вейнель также порицают меня за то, что я не привел никаких оснований для моего сомнения. Больше того: Вейс не мог и здесь, как и раньше много раз в своей критике «Мифа о Христе», воздержаться от того, чтобы не приписать мне нечистых побуждений, ибо я, мол, передал отрывок из Тацита не слово в слово. Вейс думает, что если моя публика прочла бы отрывок в оригинале, она посмеялась бы над моим утверждением, будто так могла подделать христианская рука (87). При этом он сам печатает место из Тацита лишь частично, опускай как раз те слова, которые не только во мне, но и в других, «научность» которых вне сомнений, возбудили самое тяжкое сомнение в подлинности Тацитова сообщения.

Господин профессор Вейс может быть совсем спокоен. Я во всяком случае вполне сознательно не передал всего этого отрывка в целом, но не потому, что это мне казалось выгодным для моих целей, как эго хочет навязать мне Вейс[10], а просто потому, что я не хотел перегружать свое скупое изложение аргументов против историчности Иисуса цитатами, которые доступны любому интересующемуся вопросом, а также и потому, что, работая над своим «Мифом о Христе», я просто не представлял себе, чтобы кто-либо мог всерьез придавать значение месту из Тацита. В этом я, разумеется, ошибся. Я должен также признать, что с моей стороны было тактической ошибкой, когда я выразил вообще сомнение в подлинности этого места, раз его бездоказательность для историчности Иисуса все равно ясна всякому, кто только хочет видеть. Впрочем, мне казалось тем менее необходимым вникать в самую сущность вопроса о подлинности отрывка потому, что я отсылал читателей к Ошару (Etudes au sujet de la persöcution des chretiens sous Neron» (1885), у которого, как мне казалось, исчерпывающе доказано, что отрывок из Тацита в целом является просто-напросто христианской вставкой в текст римского историографа. В этом можно, согласно Вейса, «еще раз отметить» мою «недостойную для ученого зависимость от чужого мнения». Однако, господин профессор Вейс оказался зависимым от чужого мнения в столь многих пунктах своего произведения, направленного против «Мифа о Христе», что этот упрек с его стороны не производит на меня никакого впечатления. Я слишком хорошо знаю, что в науке каждый ученый зависит от себе подобных и во многих случаях совершенно не в состоянии проверить чужое мнение. Вейс наверно также не упрекал бы меня в зависимости от чужого мнения, если бы только мое мнение соответствовало его собственному или мнению его единомышленников. Тогда бы он наверное считал его высоконаучным, как он это делает в отношении всех сочинений, направленных против «Мифа о Христе», которые все без исключения превозносятся, как «превосходные опровержения», также и И. Вейсом. Но так как я цитировал «совершенно неизвестного в Германии французского ученого», — как стильно выражается ф.- Соден, — который защищает взгляд, противоположный воззрениям теологов и крайне для них неудобный, то поэтому и моя зависимость от мнения этого ученого оказывается «недостойной» для ученого. Но тут как раз сам господин профессор Вейс обнаруживает собственную зависимость от чужого мнения. А именно, он позаимствовал из заметки Андрезена в «Tägliche Rundschau» сведение о том, что Ошар признал, что не только рассматриваемый нами отрывок, но и все произведение Тацита (в вышедшем семью годами позже труде «De I’authenticitd des Annales et des Histoires de Tacite», 1890) является подделкой эпохи гуманизма, написанной Поджио Браччиолини, в чем, впрочем, ему предшествовал уже