Книга Земля - Григол Самсонович Чиковани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иные сомневаются, — ответил Карда, — их гипнотизируют масштабы строительства: шутка сказать, двести двадцать тысяч гектаров. Штурм болот широким фронтом — ведь звучит...
— Этим иным не доводилось, видно, встречаться с жителями чаладидских селений — сказал Спиридон Гуния. — А вот мы каждый день рядом с ними живем, и сердце кровью обливается, глядя на них. Вот бы этих иных в их шкуру и заставить ждать двадцать лет...
— Да, товарищи, люди живут в невыносимых условиях, — продолжал начальник управления строительства. — Они с 1925 года ждут осушения болот, ждут уже двенадцать лет, но ни на одном массиве дело так и не сдвинулось с места — не осушено ни единой пяди земли. В своих поправках Андро Гангия предлагает всю технику и рабочую силу, разбросанную на площади в двести двадцать тысяч гектаров, сосредоточить на массивах, расположенных на правом берегу Риони... — Начальник управления строительства повернулся к Васильеву: — Это те самые заболоченные земли Чаладидского участка, Валентин Иванович. — Карда взял в руки папиросный коробок и вновь положил его на стол: — В своих поправках Андро Гангия требует — да, да, требует, а не предлагает! — в максимально короткие сроки разработать технико-экономический проект из расчета пятидесяти тысяч гектаров. Эту площадь мы сможем осушить в три года и передадим ее на освоение колхозам и совхозам.
Через открытые окна в ночной тишине отчетливо слышался рокот моря. Небо сплошь было в обложных тучах — ни зги не видать.
Васильеву бросилось в глаза полыхающее жаром и мокрое от пота лицо Андро Гангия.
— Вам нездоровится, Андрей Николаевич? — спросил Васильев.
— Что-то лихорадит, — ответил Гангия, — здесь у нас каждый второй болен лихорадкой. А в чаладидских селениях и того больше.
— И в таком состоянии работают люди? Вы сказали, двенадцать лет? — недоверчиво переспросил Васильев.
— Вот именно. А мы сидим сложа руки и ждем, когда же наконец утвердят поправки Андрея Николаевича. Как подумаешь об этом, зло берет.
— Не мешайте! Дайте же хоть слово вставить начальнику строительства, — раздался гнусавый, пронзительный голос Исидоре Сиордия, сидевшего у стены. Сиордия был прорабом Ланчхутского участка. Хронический насморк отравлял ему жизнь. Дышать носом он не мог, сердце его было переполнено ядом. Удачливым он завидовал, над бедолагами подтрунивал. Таким же был и его отец, взводный меньшевистской гвардии Татачия Сиордия. Исидоре и лицом и комплекцией весь в отца, да и характером он был ему под стать. Своими узкими глазками без ресниц он пристально уставился на Серову.
— Начальнику управления мы не помешаем, а вот нам помешали, да еще как, — отрезала Серова, даже не повернувшись к Сиордия, которого она не выносила.
Васильеву явно была по душе горячность Галины Аркадьевны, и, стремясь подзадорить ее, он с улыбкой бросил:
— Ну, это уж чересчур, Галина Аркадьевна.
— Это еще как сказать. Чужая беда, как известно, не болит.
— Ох и вспыльчивы же вы, Галина Аркадьевна! И давно вы в Грузии живете? — спросил Васильев. — Настоящая грузинка, и только.
— Три года — немалый срок. Известное дело: с кем поведешься, от того и наберешься, — вставил в разговор реплику Андро Гангия.
— Ну что ж, такую переимчивость остается только приветствовать, — отозвался Васильев и с виноватым видом повернулся к Карда: — Прошу прощения, Тариел Григорьевич, продолжайте, пожалуйста.
— Поправки к генеральному проекту, предложенные Андро Гангия, предусматривают свертывание работ на Ланчхутском участке, расположенном на левом берегу Риони, и переброску всей рабочей силы и техники на правобережные массивы. Вот в чем суть поправок Андро Гангия, — закончил свое выступление Тариел Карда. — Кто желает высказаться?
— Первое слово, как я понимаю, за противниками поправок, — сказал Васильев.
— Прошу вас, товарищ Васо. Это заместитель начальника строительства Ланчхутского участка, — пояснил Васильеву Карда.
Встал Васо Брегвадзе, пожилой, кряжистый мужчина. Он снял очки, подул на стекла, протер их платком и снова водрузил на переносицу.
— В-в-вот если бы эти поправки были сделаны в 1925 году, я, не раздумывая, первым поддержал бы их. — Брегвадзе, начиная говорить, всегда заикался. — Но теперь, в 1937 году, перекройка генерального плана и сокращение фронта работ с двухсот двадцати тысяч до пятидесяти тысяч гектаров предоставляется мне по меньшей мере... — Он заметно волновался, руки его поминутно упирались в стол, но унять волнение ему никак не удавалось. — Г‑г‑где, спрашивается, мы были до сих пор?!
— Вот именно, где мы были до сих пор?! — визгливо выкрикнул Исидоре Сиордия и в сердцах хлопнул ладошками о колени.
— До сих пор у нас не было Андро Гангия, Василий Григорьевич, — ответила Серова Брегвадзе, даже не взглянув на Сиордия. — Вам, наверное, знакома поговорка: лучше поздно, чем никогда...
— Д-д-давайте не апеллировать к поговоркам, Галина Аркадьевна, — прервал ее Васо Брегвадзе и с раздражением добавил: — И попрошу без лишних эмоций.
— Это почему же? — вмешался парторг Коча Коршия. — Такие эмоции делу не мешают.
— У меня предложение послушать начальника Ланчхутского участка Важу Джапаридзе! — охладил страсти Васильев.
Джапаридзе встал:
— Я разделяю точку зрения Брегвадзе относительно поправок Андро Гангия.
— Вам, наверное, хорошо известно, что эту точку зрения не разделяют ни на участках, ни в управлении строительства. Большинство за поправки, — сказал Васильев.
— Знаю, как не знать.
— И все-таки остаетесь при своем мнении?
— Как видите, — холодно отозвался Важа.
— И мы поддерживаем Джапаридзе! — вновь выкрикнул Сиордия, по обыкновению хлопнув себя по коленкам.
Важа хмуро поглядел на непрошеного защитника и повернулся к Брегвадзе:
— Вы уже закончили, товарищ Васо?
— Я к‑к‑категорически против поправок Гангия, — сказал Брегвадзе и сел на место. — Несмотря на то, что большинство не разделяет нашей точки зрения, я по-прежнему стою на своем.
— Но почему? — не сдержалась Серова.
— Поумерьте свой пыл, Галина Аркадьевна, — горячился Джапаридзе.
— Что бы это значило? — шепнул Сиордия на ухо своему соседу Гванджи Букия, изжелта-бледному, исхудавшему агроному, начальнику опытной станции. Гванджи не отозвался.
— Шестьдесят горных рек подмывают и