Книга Магистр ордена Святого Грааля - Эжен Дени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дошли, однако, без приключений. Штабс-капитан распахнул перед фон Штраубе широкую резную дверь и торжественно провозгласил:
— Чертоги его императорского высочества великого князя Александра Павловича!
Еще один шаг — и можно было уже до поры ничего не опасаться.
Ибо навстречу ему с приветливым лицом уже вышел…
Да, да, это, безусловно, был…
* * *
А лейб-гвардии капрал Двоехоров, несмотря на боль в пораненных местах, весьма бодро вышагивал в обход дворца, к тыльной его стороне, где располагались караульные помещения, и на все расспросы, что задавали ему по пути товарищи по полку касательно его окровавленного вида, лишь отмахивался, как от мух: «Да было дело…», «Приключилась позиция…», «Узнаете ужо…»
Так оно, думал он при сем, и вправду выйдет лучше, если все не от него, а от немца узнается. В том, что немец расскажет все императорскому высочеству и обрисует его, Двоехорова, действия в самом благоприятном свете, он сомнений не имел. Это наш брат может или позабыть, или по зависти да по злобе все изолгать, или без всякой злобы, а по природной фантазии все так переворотить, что выйдет ровно наоборот, нежели было в самом деле.
А немец не таков — этот скажет в точности как надо…
Дважды уколотое шпагами плечо, хоть и все было в крови, но почти не болело: видно, уколы только вскользь пришлись. Иное дело ляжка — и место уж больно не рыцарское, и укол был болюч. Так и жгло на каждом шагу.
Ну точно как в том давешнем сне тятя плетью гузно ему ожигал…
Вспомнив о сне, даже приостановился Двоехоров. Сон-то его, похоже, получался в руку! Что там говорила эта карга ворожея? «Янералом!..»
Ну не в генералы, ясное дело, а вот в прапорщики его, коли немец все хорошенько, по-красивому высочеству распишет, в прапорщики его, Двоехорова, непременно за такое произвести бы должны! И срок для производства у него уже в самый раз подошел. Как гладко все складывалось!
А что! Лейб-гвардии прапорщик Двоехоров! Славно звучит! «Кто это шагает, маменька, к нам в дом?» — «А это, душенька моя Лизанька, лейб-гвардии прапорщик Христофор Христофорович Двоехоров…» Звучит!
Что ж, за лейб-гвардии прапорщика, замечтался он, и дочь выдать не зазорно. И именьице за ней дать в приданое душ эдак на семьсот. С таким супругом и на любой ассамблее появиться не в стыд, когда он в золотых обер-офицерских эполетах…
«Ах, маменька, всего только прапорщик?.. А я-то думала…» — «Да ты погоди, погоди, душенька! Посмотри, каков собой! Такому лишь дай срок! Фортуна у него на лице написана! Сегодня он прапорщик, а завтра…»
«…а завтра — в янералы, — отчего-то голосом карги мысленно продолжал за Лизанькину матушку, за графиню Полину Андреевну еще даже и не прапорщик Двоехоров. — Точно, в янералы, когды у его, у соколика, вона какая звездочка на ладошке…»
Двоехоров как раз проходил в эту минуту под фонарем и снова приостановился — поглядеть свою ладонь.
Была, была звезда, никуда не подевалась! Как раз меж двух линий — жизни и судьбы — вот она! Махонькая, да коли внимательно посмотреть, увидеть вполне можно.
Так что отчего бы с годами и не в «янералы», когда и в жизни, и на ладони такая фортуна тебе?!
…«А то и хвельд…»
Но тут уж капрал перекрестился от греха, ибо даже в фантазиях надобно знать меру.
С такими вот мыслями, в которых он как-то разом был и лейб-гвардии прапорщиком, и «янералом», и к тому же Лизанькиным супругом с имением на семьсот душ, не чувствуя более жжения в раненой ляжке, Двоехоров быстрее устремился к караульным помещениям, словно фортуна поджидала его именно там.
Глава VII
Встреча с дофином.
Теперь уже по тонкому льду ступает сам фон Штраубе
…безусловно, это был сам великий князь — красивый молодой человек с голубой Андреевской лентой через плечо, вышедший навстречу к фон Штраубе.
— Рад вас видеть, рыцарь, — сказал он. — Его величество, мой августейший отец, нынче утром сообщил мне, что среди мальтийцев один достаточно молод, имея в виду, конечно, вас. А поскольку рыцарский дух именно в молодых сердцах занимает меня более всего, я решил свести с вами знакомство… Однако же, — добавил престолонаследник, — я вас ожидал несколько ранее. Неужели посланный вестовой оказался так нерасторопен?
— О нет, — распрямившись после глубокого поклона (а наследник между тем уже сидел в атласном кресле), ответил фон Штраубе, — вестовой Двоехоров оказался как раз вполне достаточно умел и расторопен, чтобы спасти меня от верной смерти.
— От смерти?! — непритворно изумился великий князь. — Вы сказали — от смерти?!
— Да, ваше высочество, — подтвердил барон. — Не доезжая дворца на нас было совершено нападение.
— Боже мой! — воскликнул наследник престола. — А я увидел кровь у вас на щеке и отнес это на счет неумелости вашего брадобрея!
Раны на щеке фон Штраубе даже не заметил во время недавней стычки — видимо, была неглубока. Он отер щеку платком и сказал:
— Увы, ваше высочество, то была не бритва, а офицерская шпага.
— Офицерская?! — вскричал великий князь, даже в волнении из кресла привстал. — Так на вас осмелились напасть российские офицеры?!. Извольте рассказать подробнее, как обстояло дело.
Фон Штраубе поведал престолонаследнику обо всем как можно более подробно. Умолчал только о подмоге со стороны слепца, желая оставить побольше воинской славы капралу Двоехорову, отец же Иероним ни в какой мирской славе не нуждался. Умолчал также о том, что это покушение на него было уже не первое за сегодня, почему-то решил, что так оно будет лучше — до поры умолчать.
Великий князь слушал его взволнованно.
— Так вы говорите, их было восьмеро? — спросил он, выслушав барона до конца. — Как же вам удалось отбиться?
— Благодаря моему мечу, а еще больше — искусной шпаге капрала Двоехорова.
— И скольких, говорите, вы убили?
— Троих… Даже четверых, ибо вместе с лжекучером их было девятеро.
— Недурно, недурно… — проговорил Александр. — Двоехорова мы, конечно, поощрим за умение и храбрость… Однако вы уверены, что это были именно офицеры? Отбиться от восьмерых обученных искусству фехтования офицеров да еще при этом убить троих — дело нелегкое… Быть может, это были просто разбойники, переодетые в офицерское платье? — с надеждой в голосе спросил он.
— Я бы тоже именно так подумал, ваше высочество, — сказал фон Штраубе, — если бы одного из
