Книга Ересь ацтеков - Пол Кристофер

— Как скажете, Джеф.

— Заходите ко мне, выпьем чего-нибудь, — предложил Гусман, повернулся, не дожидаясь ответа, и вошел в свой штаб.

Крус поднялся по ступенькам, а водитель джипа закурил и остался ждать на улице.

Внутри штаб был совсем простым и скромным — одна большая комната с тонкой соломенной циновкой на полу. В дальнем конце стояли кровать, комод, письменный стол и несколько стульев, на стене за столом висела карта полуострова Юкатан. Дополняли обстановку бар, сделанный из маленькой подставки для умывальника, громадный викторианский диван, обитый потертым хлопчатобумажным плюшем красного цвета, как в борделе, и три таких же кресла, расставленных вокруг холодной дровяной печки.

Как только они вошли, словно из воздуха материализовался худой мужчина в белой куртке и с бледным лицом, который держал в одной руке поднос. Рукав другой, отсутствующей, руки был приколот к плечу. На подносе стояли две чашки из мейсенского фарфора голубого цвета, наполненные кофе, серебряная сахарница и молочник, тоже серебряный. Однорукий мужчина поставил поднос на дровяную печь и исчез.

Гусман вышел из-за своего импровизированного бара, держа в руке пузатую темную бутылку бренди «Ацтека де Оро». Он дополнил до краев свою чашку с кофе и протянул бутылку Аркадию, но тот покачал головой, отказываясь.

— Молоко, сахар?

— Я предпочитаю черный кофе.

— Разумеется, вы же кубинец.

Наркобарон засунул бутылку с бренди под мышку, взял обе чашки без блюдец, протянул ту, в которой не было бренди, Аркадию, и уселся на диван. Аркадий устроился в кресле и стал ждать. Гусман одним глотком выпил половину разбавленного спиртным кофе и тут же долил в чашку еще бренди.

— Ну и как вам?

— Кофе? — Аркадий сделал глоток. — Очень неплохой.

На самом деле кофе был горьким, лишь наполовину прожаренным и, скорее всего, местным.

— Кофе дерьмовый. — Гусман ухмыльнулся, снова демонстрируя свои американские зубы. — Вот почему я наливаю туда бренди.

Аркадий улыбнулся. Тот, кто пьет столько бренди до полудня, делает это вовсе не затем, чтобы перебить вкус отвратительного кофе.

— Понятно, — нейтральным тоном сказал он.

— Нет, вам ничего не понятно, и поэтому вы здесь.

Аркадий пожал плечами и промолчал.

— Я хочу знать, что вы думаете о моем маленьком лагере.

— Он организован очень эффективно.

— Как у римлян, — кивнув, заявил Гусман. — Точно такие же лагеря Цезарь проектировал для своих легионов.

Аркадий знал, что Юлий Цезарь не спроектировал ни одного военного лагеря в жизни и пользовался образцами, придуманными за несколько сотен лет до него, но ничего не сказал. Он решил, что в присутствии безумца умнее всего помалкивать.

— Вы пытаетесь понять, почему я приказал привезти вас в лагерь.

— Обычно мы встречаемся на берегу.

— Вы удивлены?

— Скорее, заинтригован.

— А вы сами как думаете, зачем я вас сюда привез?

— Понятия не имею, Джеф.

— Возможно, я хочу вас убить. Возможно, я решил устроить для ваших хозяев показательное выступление. Возможно, я думаю, что меня обманывают и я не получаю того, что мне положено. Возможно, как любят говорить американцы журналистам, я буйный помешанный и желаю только одного — взять в руки мачете и снести вам голову или вырезать ваше сердце и положить его на каменный алтарь.

— Слишком много «возможно», Джеф.

Гусман рассмеялся.

— А вы хладнокровный тип, капитан Крус.

— Всего лишь практичный. — Крус пожал плечами. — Если вы сделаете что-нибудь из вышеперечисленного, моя подводная лодка уплывет на Кубу и больше сюда не вернется. Ваш канал в Соединенные Штаты и возможность производства высококачественного героина прекратят свое существование за одну ночь. И вы лишитесь средств, которые вам нужны, чтобы финансировать вашу революцию.

Гусман был безумцем, но не дураком.

— Совершенно верно, капитан.

— Значит, должна быть другая причина.

— И она есть. — Гусман снова показал ему свои зубы.

Аркадий позволил себе выпустить на волю крошечный намек на раздражение, кипевшее у него внутри.

— Большая подводная лодка ждет меня неподалеку от берега, сеньор Гусман. Мои люди дышат консервированным воздухом и стараются не производить никакого шума, чтобы их не засекли гидроакустические буи, разбросанные американцами вдоль всего побережья Юкатана с целью помешать людям вроде вас заниматься тем, чем вы занимаетесь.

Продолжая улыбаться, Гусман проигнорировал не слишком завуалированное оскорбление. Он наклонился вперед и поманил Аркадия толстым указательным пальцем. Кубинец тоже наклонился вперед.

— Я хочу кое-что вам показать, — прошептал Гусман. — Идите за мной.

Наркобарон поставил пустую чашку на пол и встал, не выпуская из рук бутылку с бренди. Он схватил со стола потрепанный, заляпанный пятнами красный берет, нахлобучил его на голову под залихватским углом и снова вышел наружу. Аркадий последовал за ним. Они спустились по ступенькам и подошли к машине. Гусман махнул рукой и проворчал, что водитель свободен.

— Я поведу сам, — сказал он Аркадию.

Крус снова забрался на пассажирское сиденье, Гусман завел двигатель, с ревом промчался по лагерю, выехал через дальние ворота и по почти невидимой дорожке покатил через джунгли.

— В тысяча девятьсот шестьдесят втором году, совсем еще ребенком, я жил в деревне Нокааб в самом сердце джунглей. Она была маленькой и ничем не примечательной. Однажды в девятнадцатом веке какие-то голландские и немецкие поселенцы попытались возделывать там землю. Большинство из них погибли во время Войны каст[25]в тысяча восемьсот сорок восьмом году, но в результате их появления возникло некоторое количество смешанных браков. Так появилась моя семья.

— Похоже, вы хорошо знаете историю.

— Это мое наследие, и я провел солидные изыскания, капитан.

Гусман резко свернул на еще более узкую дорожку, густо поросшую кустами, которые со всех сторон наступали на джип, мчавшийся сквозь джунгли.

— Итак, в тысяча девятьсот шестьдесят втором году… — напомнил ему Крус.

— В тысяча девятьсот шестьдесят втором году, накануне Рождества, в небе над нашей деревней разразился жуткий ураган. Старейшины считали это дурным предзнаменованием. Мы были католиками, но сохранили старые традиции джунглей. И никто не сомневался, что Чаку, богу грома и молнии, нанесено какое-то оскорбление. Чтобы подтвердить наши подозрения, прямо у нас над головами неожиданно возникла ослепительная вспышка, похожая на взрыв. Я сам ее видел и хорошо помню. Все жители деревни решили, что наступил конец света.