Книга Девочки, кто с нами? - Людмила Георгиевна Молчанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло еще с полчаса, Сева закрыла журнал — пора было двигаться дальше, могли опоздать на смену. Да и солнце уже перевалило за вторую половину безоблачного неба…
— Лида, а отара мне и в самом деле не по душе. — Севочка вытряхнула из тапочки закатившийся камешек. — Не по душе мне эти овцы.
Лида рассмеялась.
— Трусиха. Конечно, заколдованные рыцари во главе со злым волшебником. Сюда бы еще Фаю, та любит тоже пофантазировать. Смотри, как косится на нас одноглазый.
— Не смейся! Если хочешь знать, чабан не придет совсем.
— Это почему?
— Потому что его нет. Гурт отбился и уже давно шатается без призора по степи. Не думай, пожалуйста! Я не одни романы читаю. Да и отец рассказывал, он ведь родился в степной местности и когда-то был пастухом.
Лида тревожно огляделась.
— Из чего ты взяла, что они беспризорные? — спросила она чуть не шепотом.
— Во-первых, матка с ягнятами. Таких овец стараются отделить от остальных; она же объяснилась в дороге. Потом в июле овец обычно стригут, сейчас сентябрь, а они все косматые, облинялые. Смотри, сколько курая набилось в шерсть. А вон та овца, видишь, с раной на шее. Наверное, одноглазый рогом пырнул. Был бы рядом человек, залил бы рану, полечил… Наверняка козлище и отбил их от гурта, водит по степи.
— А что теперь делать? — перебила не на шутку обеспокоенная Лида.
— Доберемся до стана, скажем дяде Паше, чтобы сообщил в усадьбу, а там найдут хозяев. — Обмахиваясь журналом, Сева поднялась, но подруга схватила ее за руку.
— Подожди. А вдруг этот рогатый угонит их в другое место? Прошатаются до заморозков, если не набредут на них люди, а потом… Потом зима. Могут пропасть, — помолчала и добавила — И чабану здорово попадет.
Переглянулись подруги и опустили глаза. Поняли, что одной из них придется остаться здесь, пока другая не добежит до стана и не сообщит о случившемся бригадиру. Ждать в таком безлюдном месте… Конечно, можно уйти обеим. Ни единая живая душа не узнает. В конце концов какое им дело до чьих-то овец и ротозея чабана. Но уйти казалось невозможным. Обьягнившаяся матка не сводит с них пристальных влажных глаз, следит за каждым движением, будто догадывается об их думах.
— Ну что же. Ничего особенного, — после недолгого раздумья тихо произнесла Лида, — беги, Севка. Ну, быстрее беги. Я останусь…
И отвернулась, чтобы скрыть страх и волнение, подошла к овце, наклонилась над ягнятами, взяла одного на руки. Крохотный мягкий комочек, пахнущий молоком и горьковатой степной травой, испуганно ткнулся мордашкой в ее грудь. Мать забеспокоилась, приподнялась, заблеяла. Встрепенулся козлище, выгнул шею, выставляя рога, пошел, пошел на девушку.
— Цыц! — закричала в испуге Севочка, бросаясь наперерез животному и размахивая пестрым журналом. Еще секунда, и рогатый наподденет Лиду…
Вдруг козел остановился, попятился с ревом — отступил, перепугавшись громкого шелеста журнальных листов. Растерявшаяся от неожиданности, Севочка подскочила к подруге, загородила ее собой. Подхватив на руки второго ягненка, крикнула:
— Бежим. Быстрее бежим!
Сделав несколько шагов, девушки оглянулись. Стоят овцы, смотрят вслед недоуменно и раздумчиво. Лишь одна мать, серая большая овца, обеспокоенная за ягнят, семенит, торопится за ними. Но вот минута, опомнился косматый вожак, вздрогнул всем телом до кончика рогов, набычил шею и боком, вприскок кинулся вдогонку. Заволновалась отара, перекатилась грязными волнами.
— Сойди в сторону! — закричала Севочка, перекидывая за плечо тяжелую распустившуюся косу. — Дай ему дорогу. Я буду журналом махать, а ты свисти. Может, направим на путь. — Козел промчался мимо, за ним пропылила отара. — Очень хорошо! Теперь пойдут…
Измучились. Косматый одноглазый совсем извел. Пробежал шагов двадцать, остановился, овцы — тоже. Грудятся, напирают одна на другую, пыль столбом подняли, и ни с места. Вот козлище почесал рогом лопатку, оглянулся на подруг, мотнул головой, снова двинулся, овцы — за ним. И опять беда! Выскочила мышь, козел сделал виртуозный прыжок в сторону, колыхнулась вся отара.
Едва-едва направили девушки снова на путь глупых овец. Устали, взмокли от пота, охрипли от крика, ягнята руки оттягивают. А тут еще матка под ногами путается, тревожно кричит. Плюнуть бы на все — пусть идут куда хотят эти глупые животные…
А желтый дьявол не унимается, куралесит. Заметил на пути рытвинку, остановился, долго смотрел на нее, о чем-то раздумывая, затем дальше двинулся, ни с того ни с сего заспотыкался. И, конечно, захромали овцы. Так и на дорогу вышли, прихрамывая.
Обрадовались девушки, когда увидели нагонявшую их машину, только рано обрадовались. Заслышал козел рокот, заревел, рога закинул победоносно, свернул с большака. Куда и хромота девалась — повел, повел обратно гурт…
Спасибо, шофер догадался, что произошло: в степи ведь часто такое случается. Помог девушкам направить отару. Хоть и не по пути было, а все же ехал следом, пока не завиднелся стан.
Встретил дядя Паша подруг и здорово рассердился, подумал, что озорничают, а когда узнал о приключившемся, удивленно крякнул:
— Умницы! Ведь здесь, почитай, сто с лишком голов. И как вы с ними, скаженными, управились?
— Ничего особенного, — сказала Лида, с наслаждением растягиваясь прямо на траве возле палатки. — Они сами шли. Вот только из-за этого кривого чуть на смену не опоздали. Севка, смотри, он что-то жует!
Козел, кося желтый глаз на дядю Пашу, старался стащить с веревки висевшее полотенце.
ДОМОЙ
Ночь от ночи становилось все холоднее и холоднее. Ложась спать, девушки натягивали на себя все запасы одежды, жались одна к другой, стараясь согреться дыханием. Ничто не помогало — холод пробирал до костей. А как-то утром проснулись и не узнали степи — еще необъятнее показалась. За ночь будто кто побелил ее, припудрил рыже-черные пласты поднятой зяби, рассыпал вокруг колючие искорки. Засеребрилось все: крыши вагончиков, стол, за которым обедали, столбы волейбольной площадки, выгоревший флаг на тонком железном стержне. Даже Пинцет превратился в седоусого, смешного пса. Носится по стану, не поймет, что произошло. Заметил низко пролетевший над станом утиный косячок, заскулил…
Не вся еще убрана пшеница, а уже стукнул заморозок — предупредил людей, пусть торопятся…
Одним таким утром бригадир прикатил из поселка раньше обычного. Сразу прошел к тракторам, где собралась бригада, о чем-то тихо и взволнованно заговорил. По его лицу, торжественно-беспокойному, было видно, что привез какую-то новость.
Подошли девушки, и он замолчал, пригладил усы…
— Замерзли? — спросил он и, немного помедлив: — Сейчас разогрею. Собирайтесь домой!..
— Домой? — повторила Лида. — Девчата, домой…
Громкий радостный вопль раскатился в звонкой холодной тишине и смолк. Знали, что на