Книга Конец эпохи - Юрий Ра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хочу полететь в это странное черное небо,
Я могу полететь, стоит только раскинуть руки.
И внезапно пойму: жить досадно, смешно и нелепо.
Небо примет меня, поглотив посторонние звуки.
Свежевымытый город под утро почти затихает.
На стоянках машины как капли сверкающей ртути.
Я, конечно, не прав, я когда-то любил этот город,
Я его ненавижу, меня никогда в нем не будет.
— Ошибся, удивил опять. Это твоё?
— Угу, из еще ненаписанного.
— Как это?
— Когда поживу тут, разочаруюсь в себе и людях, захандрю… тогда и напишу. А сейчас повода нет.
— Снова запахло серой?
— В точку, Илья Борисович! Читали «Жук в муравейнике»?
— Не очень люблю фантастику, но да, читал.
— По мне, самое талантливое произведение Стругацких. За него я им многое прощаю.
— Что ты им прощаешь?
— Не берите в голову, брюзжу по-комсомольски. Братья нив чем не виноваты, они сначала честно фонтанировали энтузиазмом, а потом честно скатились в уныние. А уныние это грех. С точки зрения комсомольца, в том числе.
Илья Борисович стоял рядом с этим внезапно погрустневшим пареньком и смотрел вниз на едва проглядывающие льдины. Ему пришло в голову, что рядом с ним не восьмиклассник, а поживший мужчина, на плечи которого свалилась какая-то огромная тяжелая глыба. И что этот мужчина боится скинуть эту глыбу с себя. Боится за ноги? Или за тех, кто рядом? Так может и Илье стоит отойти подальше, чтоб не попасть под обвал? Но ведь интересно! Рядом опять интересно как в молодости. Он же не кривил душой, когда говорил Жорке, что рядом с этим парнем воздух свежее. А сера, видимо серу не каждый может учуять. Не все обучены.
— Так к чему мы пришли, а Жорж?
— К чему? Знаете, Илья Борисович, есть такое выражение «Давай останемся друзьями». Так вот, когда его говорит женщина мужчине, оно означает ничего. Просто пустое место. А когда то же самое мужчине говорит другой мужчина, в нем весьма много смысла. Иногда прямо жуткого, но никогда это не пустота. Замечали?
— Замечал. После этого порой врагами становятся на всю жизнь. А иногда прощают друг друга. Ты к чему ведешь?
— Давайте, не взирая на разницу в возрасте, попробуем строить отношения так, чтоб потом не требовалась эта формулировка.
— Мудрено. Но, по сути, верно. Давай. И сразу, Онегин сегодня хочет с тобой пересечься на нейтральной территории, погулять или посидеть где-нибудь.
— Ожидаемо. Когда?
— Через час он должен позвонить мне домой.
— Тогда пошли греться.
— Замерз? А как же хваленая куртка?
— Надо уходить с улицы до того, как замерзнешь, пока комфортно. Это снижает нагрузку на печень. Береги платье снову, а печень смолоду.
— Целиком поддерживаю. Где подписаться? Хотя уже не так актуально, молодость прошла.
— И не жалейте. Тогда всё было впереди, а сейчас всё со всех сторон, это удобно.
— Интересный ты собеседник, Жорка.
Так, перебрасываясь шуточками, мы и дошли до дома. Мама дорогая, я же не позаботился о месте ночлега, начал привыкать вешать часть забот на взрослых. Ладно, авось мир не без добрых людей, кто-нибудь приютит. А то к тетушке поеду, она настоящая москвичка уже. Примет в любое время суток и чем-нибудь накормит. И неважно, что наполовину бурятка, что выросла в Китае — москвичка! До нее по Садовому кольцу меньше семи километров, пешком дойти можно и не замерзнуть в пути.
А вот теперь чаю! Если мне не дадут сейчас этого изысканного, а главное, горячего напитка, я попрошу кипяточку, как в дни Гражданской войны.
— Жора, чай будешь?
— Конечно буду, Елена! А то так кушать хочется, что переночевать негде. Ой. Шутка.
— А вопрос-то серьезный. Вечер уже совсем. Ты где планировал остановиться?
— У тетки, она на Садово-Каретной живет.
— Смотри, конечно, как тебе самому удобнее, но лучше оставайся сегодня у нас. Ладушки?
— Спасибо за предложение, я могу подумать? — Может и правда у Родимцева заночевать? Мысли насчет грабежа хорошего человека отметаем как несерьезные. Помогаем друг другу потихоньку, а денежки, они счет любят.
Ага, Родимцев зовет: «Тебя к телефону!» Мы с Петром оба, не сговариваясь, начали общаться без имен:
— Добрый вечер.
— Здравствуйте.
— Какие планы на вечер?
— Чаю попил, пойду гулять. Бабу снежную слеплю во дворе. Или на Крымском мосту обычную склею.
— Жаль, что я не застану тебя. Ты же уже через полчаса уходишь. Кстати, снег сегодня нелипкий, так что со снежной бабой ничего у тебя не выйдет.
— Ну и ладно, не больно хотелось, они холодноваты для близкого общения. На мост пойду. В крайнем случае утоплюсь. Прощевайте.
— Пока, племянничек!
На мосту не стало ни теплее, ни многолюднее. Онегин пришел со стороны Парка Горького по моей любимой стороне моста, которая смотрит на парк и министерство обороны. Подошел и тоже уставился вниз.
— Как там, всё в порядке?
— Ледоколов не наблюдаю.
— От слежки проверялся?
— Оно мне надо? Я подросток никому ненужный. Опять же тут невозможно подслушать. Если только направленным микрофоном, но и его неоткуда направить. В принципе, можно из машины, да тут останавливаться нельзя — мост.
— Ты поэтому выбрал это место?
— Нет, я его просто люблю. Давай уже перестанем тянуть кота за резину, Петр. Зачем я тебе понадобился?
— Мы после того еще не общались. Ничего сказать не хочешь?
— Так я всё сказал до. У тебя заранее была нужная информация. Или я и про Щелокова должен был предупредить? Так это вроде и так читалось, хлопковое дело Андропов не вчера завел.
— То есть ты знаешь? Его совсем?
— Если это важно для тебя лично, то да. Уже не выкарабкается. Но вряд ли это теперь важно.
— Почему?
— Ты видел Новогоднее обращение к Советскому народу? Есть что сказать?
— Что тут скажешь, смотрелось не очень. Я так и не понял, кто это придумал и зачем. Похоже на идеологическую диверсию.
— Хуже, Петр. Это похоже на маразм. Причем выглядит как маразм и крякает как маразм…
— И что будет дальше?
— Не боишься? Во многом знании много печали.
— Ты же держишься как-то. Я помню, как ты вскрикнул по поводу приятеля, который скоро умрет. Но делаешь что-то, шутишь. Не ты один смелый.
— Дедушка через год помрет.
— И он? Когда?
— В следующем феврале. А следующий еще через год. Ты понимаешь, что происходит?
— Их убирают?
— Их время прошло. А они цепляются мертвой хваткой за власть как за руль. Им кажется, что хватка мертвая. А пальцы коченеют, глаза стекленеют, мозг почти умер.