Книга Плутовка - Джулия Куин

— Мне тоже, — рассеянно пробормотал Данфорд. — Я попрошу Леверетта прислать еще одну копию завещания. Одна неделя ничего не решит.

— Правда? Мне так не хотелось бы менять ваши планы.

Он вздохнул, удивляясь, как изменилась его жизнь всего за каких-то сорок восемь часов, и все благодаря этой женщине. Точнее, благодаря ей, свинье и кролику.

Заверив Генри, что ничего страшного не произошло, Данфорд отправился к себе. Он собирался просмотреть документы, которые привез с собой из Лондона, и наконец просто отдохнуть. Несмотря на то что они заключили с Генри перемирие, ему не хотелось бы признаваться в том, что ей все же удалось несколько утомить его за день. Это, несомненно, уронило бы его в ее глазах.

А между тем Генри поспешила удалиться в свою комнату по той же самой причине.

Уже поздно вечером Данфорду пришло в голову, что ему предстоит по крайней мере неделя, прежде чем он узнает, как распорядился Карлайл в своем завещании относительно Генри. Это было единственной причиной, по которой он хотел прочесть этот документ. Хотя Генри и была уверена в том, что Карлайл не оставил ей ничего, Данфорду было трудно в это поверить. По крайней мере он должен был назначить кого-нибудь опекуном Генри, ведь девушке было всего двадцать. Она была необыкновенной женщиной, его Генри. Невозможно было не восхищаться ее характером. Однако, несмотря на всю ее самостоятельность, он чувствовал себя ответственным за нее. Быть может, это чувство пришло к нему тогда, когда он услышал дрожь в ее голосе сегодня утром? Или тогда, когда он увидел отчаяние в ее глазах? Как бы то ни было, он хотел проследить за тем, чтобы эта девушка была хорошо обеспечена в будущем. Но перед этим не мешало все-таки узнать, как Карлайл распорядился ее судьбой в своем завещании. Что ж, он узнает это только через неделю. Данфорд вздохнул и снова принялся за книгу. Прочитав несколько страниц, он услышал какой-то странный шум, но, решив, что ему показалось, продолжил чтение. Снова послышалось чье-то рычание. На этот раз, взглянув на пол, он увидел пару длинных черных ушей.

— О Господи, Рафус! — простонал он. Кролик запрыгнул на кровать и улегся на его книгу.

Он внимательно посмотрел на Данфорда, шевеля своим розовым носиком.

— Что тебе нужно, малыш?

Рафус пошевелил ухом и подполз ближе, словно требуя: «Погладь меня!»

Данфорд положил руку между его ушками и принялся гладить его. Помолчав, он глубоко вздохнул и произнес:

— Это не Лондон!

Затем, когда кролик опустил свою голову ему на грудь, Данфорд с удивлением отметил про себя, что совсем не жалеет об этом. Он не хотел бы сейчас оказаться в Лондоне. Он не хотел бы оказаться нигде, кроме Стэннедж-Парка.

Глава 6

На протяжении нескольких дней Генри показывала Данфорду Стэннедж-Парк. Он все хотел знать о своих владениях, а для нее не было ничего приятнее, чем рассказывать о многочисленных достоинствах поместья. Объезжая окрестные земли, они много говорили, иногда о всяких пустяках, а иногда о вещах серьезных. Генри впервые так долго общалась с человеком, которому было интересно ее мнение. Он с готовностью выслушивал ее размышления не только о делах поместья, но и о проблемах философии и религии. А ей льстило то, что ему небезразлично ее мнение о нем. Он делал вид, что огорчается, когда она не смеялась его шуткам, закатывал глаза, когда его не смешили ее шутки, и незаметно толкал ее в бок, когда их обоих не смешили шутки других.

Короче говоря, он стал ее другом. А если у нее и сжималось сердце каждый раз, когда он улыбался… Что ж, она привыкнет к этому. Скорее всего это производило такой же эффект и на других женщин. Генри не задумывалась о том, что это самые счастливые дни в ее жизни, но если бы у нее было время подумать над этим, она бы, конечно, согласилась.

Данфорд получал не меньшее удовольствие от общения со своей спутницей. Её любовь к поместью передалась и ему. Теперь его интересовала каждая деталь, касающаяся имения и его обитателей. Когда жена одного из работников, арендовавших у них землю, благополучно родила первенца, ему пришла в голову мысль привезти ей корзину разной снеди, чтобы женщина не утомляла себя стряпней по крайней мере неделю. Неожиданно для самого себя, в честь завершения строительства нового свинарника, он угостил Поркуса малиновым пирогом. Боров оказался большой сладкоежкой и, несмотря на свои размеры, казался теперь ему красавцем.

Он с удовольствием жил бы в Стэннедж-Парке, даже если бы поместье и не принадлежало ему. Генри была чудесной собеседницей. Искренность и свежесть восприятия были чертами ее натуры. Данфорду повезло в этой жизни с друзьями, но, прожив в Лондоне много лет, он начал приходить к выводу, что в душе ни один из них не был свободен от цинизма. А Генри была удивительно открытой и прямой. Ни разу ее лицо не было омрачено так хорошо знакомой ему маской вселенской скуки. Похоже, ей до всех и до всего было дело, а на скуку просто не оставалось времени.

Конечно, она вовсе не была наивной девушкой, которая думала о людях только хорошее. У нее был острый ум, и она нередко подтрунивала над тем или иным недалеким человеком. И он сам, зачастую соглашаясь с ней в душе, охотно прощал ей эту слабость. А если время от времени ему и приходилось испытывать странные чувства, глядя на то, как ее каштановые волосы отливают золотом на солнце, и вдыхать тонкий аромат лимонов, исходивший от нее… Что ж, это было объяснимо. Прошло много времени с тех пор, как он был с женщиной в последний раз. Его любовница вслед за ним уехала погостить к матери. Генри же в своем роде была очень привлекательной девушкой. Нет, конечно, то, что он чувствовал к ней, нельзя было назвать вожделением. Но она была женщиной, а он — мужчиной, и Данфорд не забывал об этом. И потом, он целовал ее однажды, пусть и по ошибке. Неудивительно, что он вспоминал об этом каждый раз, когда она была рядом. Однако он был далек от этих мыслей, когда стоял в гостиной и наливал в свой бокал виски. Прошла неделя со дня его приезда. Вот-вот должны были подать ужин, и Генри могла появиться каждую минуту.

Он поморщился. Это будет ужасная картина. Она продолжала одеваться к ужину. А значит, на ней будет один из тех отвратительных нарядов, которые у него не хватало духа назвать платьями. Она понимала, что они ужасны, но вела себя так, будто не придавала этому значения. Если бы он хорошенько не узнал ее за прошедшие несколько дней, он был бы уверен, что Генри находит их если и не новинками моды, то по крайней мере вполне сносными. Но при этом она старательно избегала смотреть в зеркала на стенах гостиной, в которой они обычно встречались перед ужином. Когда же она видела свое отражение, на ее лице появлялась недовольная гримаса.

Как бы ему хотелось помочь ей! Он купил бы ей платья, научил танцевать и… Эта мысль ошеломила его, Как же сильно было его желание помочь ей!

— Опять стянул бутылку? — Ее дразнящий голосок вернул его к реальности.

— Если ты забыла, она принадлежит мне, плутовка. — Он обернулся. На ней опять был этот светло-лиловый шедевр. Он не мог понять, был ли он лучшим или худшим в ее гардеробе.