Книга Божьим промыслом. Стремена и шпоры - Борис Вячеславович Конофальский

напротив барона. Он улыбается нехорошей улыбкой. — Думается мне, экселенц, вы всё-таки решились на моё дело.

— Сам бы я, может, и не решился бы, не поспособствуй к этому горожане, — отвечает барон. — В общем, выхода у меня другого нет. Вот только дело мы сделаем не по-твоему, то уж слишком грубо будет, издали видно, что шито оно белыми нитями, а сделаем его по-моему. Иначе нас сразу раскусят, тут тоже не дураки живут. Народец здешний — купечество, негодяи хитрые и расчётливые. Их просто так не проведёшь.

— Ну и как же мы его начнём? — спрашивает Фриц Ламме.

Барон немного подумал, а потом и говорит:

— Ты — Фриц Ламме, разбогатевший купчишка из Фринланда, приехал сюда в поисках торговых связей и товарищей.

— Ну так я всем так и говорю, — соглашается Ламме.

— Кстати, — вспоминает Волков, — а как ты местному люду представляешься? Надеюсь, не Фрицем Ламме?

— Нет, конечно, — отвечает Сыч, — я-то стараюсь не сильно имя своё рассказывать, но когда нужно с кем-то посидеть, поговорить, связями обзавестись, как вы и приказывали, экселенц, уж тогда и называюсь.

— А как называешься? — уточняет господин.

— Фердинандом, — отвечает ему помощник.

— Фердинандом? — переспрашивает Волков, а сам хмурится, как будто не понимает чего-то или не расслышал сказанного.

— Ага, — Фриц Ламме улыбается. Ему явно нравится его выдуманное имя. — Фердинанд Константин.

Но барон осаживает его резко:

— Дурак ты, Фердинанд Константин. Отчего ты себя ещё Карлом Оттоном не окрестил?

— Ну уж это…, — отвечает Фриц Ламме и разводит руками: это уж чересчур.

Волков закрывает глаза, начинает тереть их рукой и приговаривать:

— Ох и дурак, ох и дурак, — наконец он смотрит на своего помощника и спрашивает: — Ты хоть в зеркало на себя смотришь иногда?

— Смотрю, а что? — в ответ спрашивает Ламме.

— Чаще смотри! — злится Волков. — Чтобы понимать, где ты, а где Фердинанд Константин.

— А чего? — удивляется Сыч. — Чего?

— Ты мог быть Ёганом Лемке или Гансом Шлиманом, или, к примеру, Дитрихом Фишером, или кем угодно… Ну а какой из тебя Фердинанд Константин? — и тут генерал неожиданно вспоминает и с некоторой долей тревоги спрашивает: — А фамилию какую ты себе выбрал, Фердинанд Константин? Уж не Габенберг, надеюсь?

— Зальцер, — нехотя бурчит Фриц Ламме.

— Зальцер, — генерал вздыхает облегчённо. — Слава Богу, что не Левенбах или не цу Коппенхаузен.

— Ну, так получилось, — тоже вздыхает Сыч. Он, кажется, и сам теперь понимает, что это имечко ему не очень-то подходит. А уж для будущего дела и тем более. И оба они осознают, что теперь уже ничего не исправить. Придётся ему и дальше быть Фердинандом Константином Зальцером.

— Как? — не понимает Волков. — Фриц, я же тебя за умного полагал. Как у тебя «так получилось?».

— Ну, я когда к хозяйке пришёл, комнату снимать… А она вдова… И ничего себе такая. Ну вот…

— Что?

— Она спросила: как вас величать? Я и сказал. Ну а что делать было? Не настоящее же говорить? А чего оно вам… То есть, чего это имя вам так не пришлось? — не понимает Фриц Ламме.

— А то, болван, что это имя твоё будут горланить глашатаи у всех больших церквей и рынков, и вообще по всему городу.

— Это ещё зачем? — искренне удивился Сыч. Он-то думал, что дело у него будет, может, и кровавое, но тихое и тайное.

— Потому что ты, Фердинанд Константин Зальцер из Фринланда, устраиваешь в фехтшуле «Непорочной девы» турнир мечников и других бойцов.

— Турнир? Я? — Сыч, кажется, даже немного испугался.

— Ты, Фердинанд Константин, ты, — твёрдо произнёс генерал и подтолкнул к нему поближе тяжеленный мешок с серебром. — Тут шесть сотен для тебя на проведение турнира.

— Турнир? — Фриц Ламме всё еще не верил, что это происходит с ним. — Какой ещё турнир?

— Обычный турнир, — уже чуть успокоившись, говорил Волков. — Ты, что, никогда не бывал на турнирах?

— Да пропади они пропадом, — сразу ответил Сыч, — прыгают, бьются, дурни, а всё чтобы бабам понравиться. Машут там своими железяками, пыжатся…, — он весело трясёт головой и ухмыляется. — Аж смешно, ей Богу!

— И что же, ты никогда не хотел владеть мечом? — удивился барон.

— Эх, экселенц, — ухмыляется многомудрый Фриц Ламме, — мечи — это для вас, для благородных, а с меня кистенька да ножичка хватит, да удавочки, лишь бы ночка была потемнее, да улочка потише. А уж если ночью меня такой вот господинчик с мечом встретит, то и выхватить его не успеет. В этом вы уж не сомневайтесь. А белым днём так я к такому храбрецу и близко не подойду, авось не дурак.

Глава 10

Тут Волков и не нашёлся, что ему и ответить, он-то, зная Сыча давно, как раз не сомневался, что случись такая встреча — и живым выйдет из схватки именно этот крепкий и ловкий, хоть неказистый на вид человек, а вовсе не боец, обученный бою честным оружием.

Тем не менее барон продолжил:

— В общем, устроишь турнир.

— Устроить-то устрою, раз надобно, но ведь у меня могут и спросить, на кой чёрт я это затеваю, — резонно заметил Ламме.

— Так все делают. И гильдии оплачивают турниры, и отдельные купцы, чтобы поднять свой авторитет в городе, чтобы показать себя достойным, небедным партнёром в будущих сделках. Оплата городского пира или турниров — лучший способ для приезжего купчишки показать себя, — объяснял ему Волков, удивляясь, что Ламме этого не знает.

— Так про то я слыхал, то мне понятно, — говорит Сыч, чуть сомневаясь. — Но ведь дело сие денег стоит больших. Выгорит ли то, что вы замышляете?

Волков секунду молчит; в его голове план уже сложился, и он думает, как бы довести его до Сыча. Наконец он начинает:

— Большие гильдии, банки или богатые коммуны содержат на свои средства чемпионов, первых бойцов в фехтовальных школах, а иной раз и целые школы. Это, во-первых, престиж, а во-вторых, всякий купчишка или меняла желает, чтобы при нём были умелые головорезы. Нобили городские, они всегда приходят посмотреть на