Книга Доброволец - Николай Петрович Марчук

мой коварный замысел.

– Что?! – удивленно вытянув шею, обиженно произнес Ванек. – А я и правда думал, что есть традиция посвящения в пираты!

– Водка хорошая, ее мой дядя из стеклянных бутылок переливал, чтобы Махмуд его не заставлял по ночам на постах дежурить, – отдышавшись, подал голос Исмаил. – Пейте, не бойтесь!

– Доверяй, но проверяй, – глубокомысленно заявил Петрович и медленно, со вкусом выцедил водку из своей кружки. – Хрень редкостная! Сладкая и крепкая! Звычайна горилка – гарнише, а щэ краще, буряковый самогон!

Ванек выпил молча, крякнул, а потом в два счета опустошил содержимое своего котелка, закусывая крепкую турецкую водку.

– Нормально, – закусив, отозвался Болтун, – но в Керчи, в поселке Багерово, есть свой винзавод. Так там такой коньяк делают, что во Франции и Армении вместе взятых такого не производят! – гордо заявил парень. – И кстати, там же, в Багерово, есть печально известный на весь мир багеровский ров, в котором фашисты расстреляли десятки тысяч керчан, и это, между прочим, раньше, чем в Бабьем Яру. Так-то вот!

– Странные у тебя скачки мыслей, – удивился Серега. – Начал за здравие, а закончил за упокой. Сперва – про коньяк, а потом – про расстрелы.

– Нет, у него нет скачков, – усмехнулся я. – Просто наш Иван при каждом удобном случае пытается доказать, что Керчь – это первый во всем город на Земле. По его мнению, он и в зверствах фашистов должен быть первым. Ванек, а вот скажи мне, когда была захвачена Керчь немцами?

– В первый или во второй раз? – тут же переспросил Болтун.

– Ах, еще и два раза захватывали? Ну, пусть будет в первый?

– В середине ноября сорок первого года, а что?

– Ничего, кроме того, что не зря я тебя дразню Болтуном. Расстрелы в Бабьем Яру начались двадцать седьмого сентября сорок первого, первыми немцы казнили пациентов психиатрической больницы. Так что никак твой Багеровский ров не мог быть раньше Бабьего Яра. Хоть я нисколько не принижаю зверства фашистов. Это просто так, для справки, ну, чтобы ты в другой раз не попал впросак.

– Я?! Впросак?!! – петухом взвизгнул Болтун. – Да я, да у меня!.. У меня был корефан, у которого был крестный, у которого была сестра, у которой была крестная, которая… которую саму еще девочкой в Багеровском рву расстреляли. Ну как, не совсем расстреляли, ее мать прикрыла своим телом, а она три дня под трупом пролежала, а потом выбралась и убежала, – зачастил как из пулемета Иван. – Вот!!! Так что не надо мне тут… этого! Понятно?

– Ванек, ты не кричи, – урезонил я парня, – никто и не спорит, что у вас там, в Керчи, во время войны фашисты людей расстреливали. Их много где расстреливали. Просто я хотел тебе сказать, что если ты о чем-то рассказываешь, то лучше перепроверь пару раз.

– Да?! Умный самый? Ну, хорошо. Слышал, небось, о расстреле царской семьи Николая Второго?

– Ну слышал, и что? – откровенно хохотнул я. – Тоже у вас в Керчи расстреляли, хочешь сказать?

– Нет, не в Керчи, но тот, кто отдал приказ о расстреле Николая Второго и его семьи, был из Керчи. Его фамилия Войков, и в его честь назван самый большой район Керчи. Понял? Ну, и что ты на это скажешь?

– Ничего не скажу, – отмахнулся и налил еще по одной. – Давайте помянем всех невинно расстрелянных: стариков, детей, женщин, военнопленных, короче, всех, над кем изгалялись фашисты! – Я решил перевести разговор в иное русло.

Керчанин тут же махнул свою порцию и даже не закусил, обиженно хорохорясь. Серега вообще пить не стал, он проигнорировал свою долю, чем тут же воспользовался Петрович, допив за молчаливым пулеметчиком. Я выпил самым последним, выждав минут десять. Лучше перебдеть, чем недобдеть и сидеть потом на облачке с арфой под мышкой, грустно созерцая грешную Землю внизу.

Куравлевка погибла из-за фляги отравленного самогона. Чертовы цыгане подкинули на наш пост тогда пузырь с травленным вискарем, постовые наглотались этой дряни и тут же откинули копыта, а цыганва поперла штурмом на нашу деревеньку. Бой продолжался три часа, цыган мы тогда выбили, но треть домов сгорела, восемнадцать бойцов погибло в той перестрелке, в итоге пришлось через пару месяцев оставить родное село. С тех пор я с подозрением отношусь ко всем случайно найденным спиртным напиткам.

– Итак, господа-товарищи, хотите ли вы обогатиться, набив карманы звонкой монетой? – обратился я к присутствующим, когда котелок с кашей, сдобренной тушенкой, был опустошен.

– Конечно, а что, есть конкретное предложение? – выскребая ложкой дно казана, спросил Ванек.

– Конечно, есть. Ты же не думаешь, что я просто так напросился на этот блокпост?

– Я думал, что мы здесь схоронились от уголков из третьего взвода, – предположил Болтун.

– И это тоже, но не совсем. В паре километров отсюда, где-то на краю этого плато, в роще эвкалиптов, есть одинокая усадьба, где живет богатенький буратино, – объявил я всем присутствующим. – Мы захватим эту усадьбу и вытряхнем карманы этого богатея.

– Звыдкы ты об этом знаешь? – спросил Петрович. – Турок расповыв? – кивнул он на Исмаила.

– Ага, – подтвердил я. – Хозяин этой усадьбы стоматолог, причем единственный на пару сотен километров вокруг. Сами понимаете, что в нынешние времена хороший зубник на вес золота, причем в буквальном смысле этого слова. Ну что, как вам такой план?

– Я за! – тут же отозвался Ванек.

– И я також за! – кивнул Петрович.

Серега пожал плечами и тоже кивнул в знак согласия. Все повернулись в сторону турчонка, но он мирно сопел, уснув сидя, облокотившись о столб.

– Думаю, что он против не будет. Кстати, у этого стоматолога есть еще и быстроходный катер, так что, если окажется, что у него слишком много поживы, то можно сгрузить все на катер и, послав на хрен нашу команду, свалить в одиночку. Доберемся до Крыма, а там я придумаю, чем заняться, есть у меня пара перспективных идей.

– Каких? – тут же заинтересовался Ванек.

– Придет время, расскажу, – отрезал я. – Я спать. Петрович, ты тоже. Ванька и Серега останутся здесь, а мы с турчонком перед рассветом прогуляемся до усадьбы стоматолога и разведаем, что там да как.

Перед тем как завалиться спать, я выбрался из блиндажа и осмотрел в бинокль округу. Море было безмятежным, ветер стих и волнение улеглось. Наш «жабодав» стоял, пришвартованный к короткому пирсу, рядом копошились работяги, стаскивающие все ценное к сухогрузу. Скорее всего, пленных уже погрузили, разделив захваченных турок по степени ценности: молодых девушек и девочек – отдельно, баб постарше и пострашнее – отдельно, специалистов, обладающих полезными навыками, – отдельно, молодых парней и пацанов – отдельно,