Книга Тайна Кристин Фоллс - Джон Бэнвилл

Квирка до глубины души. Прижатые к груди колени, вытянутая вперед рука — не человек, а манекен!

— Вы позвонили мне на домашний номер, — начал склонившийся над трупом Квирк. — Вам его в больнице дали?

Хакетт показал прямоугольник из белого картона, который держал на ладони, словно фокусник карту.

— Очевидно, ее вы здесь оставили во время прошлого дружественного визита, — насмешливо предположил он.

Глава 7

Молодая монахиня с лошадиными зубами распахнула дверь и отступила в сторону, жестом пригласив войти. Длинная узкая комната разбудила смутные воспоминания, и на миг Бренда ощутила себя девчонкой, дрожащей на пороге кабинета матери-настоятельницы. Массивный стол из красного дерева, шесть стульев с высокой спинкой, на которых никто никогда не сидел, вешалка без одежды… В нише статуя Богоматери. Размером в три четверти человеческого роста, несчастная в своем бело-синем одеянии, она держала большим и указательным пальцами лилию, символ невинности. В другом конце комнаты под потемневшим от времени портретом какого-то святого мученика стоял антикварный столик, а на нем — лампа, книга записей в кожаном переплете и два телефонных аппарата — зачем два? Молодая монахиня незаметно исчезла, беззвучно притворив дверь за спиной Бренды. Завернутая в одеяло малышка спала, и Бренду окружала тишина. «Что это за деревья? — гадала она, глядя в окно. — Может, они только кажутся незнакомыми? Здесь ведь все такое!»

Дверь, которую Бренда сразу не заметила, распахнулась настежь, будто за ней дул сильный ветер. Вошла монахиня, высокая, не по-женски широкоплечая, с узким, мертвенно-бледным лицом. Черная ряса с шумом колыхалась. Она протянула руки навстречу Бренде и улыбнулась. При этом на ее лице мелькнуло удивление, словно улыбка была на нем редкой гостьей.

— Мисс Раттледж, я сестра Стефания. — Монахиня сжала в ладонях свободную руку Бренды. — Приветствую вас в Бостоне и в приюте Пресвятой Девы Марии!

От сестры Стефании, как и от других монахинь, пахло чем-то несвежим, и Бренде вспомнились истории, которыми в приюте потчевали подружки. Мол, монахини никогда не раздеваются догола и даже моются в специальных купальниках.

— Я очень рада, что приехала, — проговорила Бренда и внутренне поморщилась: ну откуда в ее голосе столько смирения?! Она давно не ребенок, нечего бояться настоятельницы! Бренда расправила плечи и смело взглянула в холодное сияющее лицо монахини. — В Бостоне очень красиво. — Последняя фраза прозвучала глупо и неубедительно. Малышка сучила ножками, словно требуя, чтобы ее представили. Вот тебе и характер! Ледяной взгляд монахини скользнул по свертку.

— А это, наверняка, тот ребенок, — проговорила она.

— Да, — ответила Бренда и осторожно отодвинула край одеяла, чтобы показать красное личико с голубыми, постоянно испуганными глазками и крошечным розовым ротиком. — Это маленькая Кристин.

Часть II

Глава 8

«Правильно ли я платье выбрала? — гадала Клэр Стаффорд. — Монахинь ведь не поймешь». Платье было зеленое с белой оторочкой подола и фестончатым вырезом, возможно, слишком обнажающим шею и веснушчатую грудь. Пожалуй, она задрапирует шею зеленым шарфом, а снимать его не станет, и жакет тоже, если позволят. Мнением Энди интересоваться не хотелось: обычно он вообще не замечает, в чем она, но в самый неподходящий момент бац, и ляпнет какую-нибудь глупость, чаще всего, мерзкую. Например, однажды он заявил, что Клэр похожа на шлюху. Такое до самой смерти не забудешь! В ту пору они жили в меблированных комнатах на Скрантон-стрит. Клэр надела джинсы и белые сабо, а алую блузку повязала узлом на талии. Энди тогда только вернулся из долгой поездки в Олбани, злой от жары и усталости. Он прошагал мимо Клэр на крошечную кухню, достал из холодильника пиво и, оглянувшись, процедил: «Милая, ты похожа на десятидолларовую шлюху!» Такие оскорбления Клэр прежде слышала лишь от отца, но заплакать не решилась: Энди разозлился бы еще сильнее. Даже смертельно обиженная, она невольно им любовалась: он стоял у холодильника в ковбойских сапогах, рабочих брюках и испачканной белой толстовке, кожа на сильных руках так и сияла, смоляная прядь упала на лоб. Клэр в жизни не видела парня красивее!

Сегодня Энди надел любимые ковбойские сапоги, темные брюки со стрелкой, к ним — белую рубашку с шерстяным галстуком и пиджак спортивного кроя в светло-коричневую клетку с широкими лацканами. Клэр сказала, что он прекрасно выглядит, а Энди обжег ее хмурым взглядом и заявил, мол, чувствует себя клоуном Бозо[8]. Пока шли по подъездной алее к монастырю, он то и дело поправлял ворот рубашки, поднимал подбородок и вздыхал. Чувствовалось: Энди сейчас молча щурился на осеннее солнце. С каждым их шагом ровный, без выступов, фасад приюта казался все выше. Клэр тоже немного боялась, но вовсе не места: приют Пресвятой Девы Марии она знала, как свои пять пальцев.

Дверь открыла молодая монахиня, представившаяся сестрой Анной. Если бы не лошадиные зубы, она наверняка считалась бы красавицей. Из широкого фойе Анна коридором повела их в кабинет сестры Стефании. Знакомые запахи — мастики для полов, карболового мыла, казенной еды, младенцев — разбудили в душе Клэр целый сонм воспоминаний. Она была здесь счастлива, точнее, не несчастна. Где-то наверху дети нестройным хором пели гимн.

— Вы ведь здесь работали? — полюбопытствовала сестра Энн. Ее выговор Клэр определила как южно-бостонский. На Энди молодая монахиня почти не смотрела, завороженная, как догадалась Клэр, красотой молодого ковбоя. — Нравится быть домохозяйкой? — вполне добродушно спросила сестра Энн.

— Ну, я очень скучаю по приюту! — засмеялась Клэр.

Едва они с Энди переступили порог кабинетах сестра Стефании оторвалась от стопки документов, которые лежали перед ней на столе. «Занятость изображает! — подумала Клэр, но тут же одернула себя: Зачем думать о человеке плохо»

— Вот ты и пришла, Клэр! И Энди с тобой!

— Доброе утро, сестра! — отозвалась Клэр, а Энди молча кивнул. За его откровенно угрюмым видом скрывалась тревога и неуверенность. На миг Клэр неожиданно для нее самой захлестнула волна ликования: здесь и сейчас главная она, а не он!

Сестра Стефания предложила им сесть. Один стул уже приготовили, и Энди придвинул для себя второй из того же комплекта.

— Вы оба наверняка очень волнуетесь, — начала монахиня. Она сложила руки замком, подалась вперед и ободряюще улыбалась то Клэр, то Энди. — Не каждый день родителем становишься!

Клэр кивнула и заставила себя улыбнуться. Энди закинул ногу на Hoiy, и стул под ним жалобно застонал. Как же ответить сестре Стефании? Она говорит странные вещи, пожалуй, слишком откровенно. За годы, проведенные в приюте — после того, как мама умерла, а отец