Книга Котёнок на тропе войны - Юрий Артемьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пал Андреич, Вы — шпион?
Ну, а тот ему в ответ:
— Понимаете, Юрий…
Мне, что тоже так себя вести?
Я заметно напрягся. Надо ли мне признаваться, что я не только всё помню, но и знаю намного больше чем надо?
Вроде бы тут всё на поверхности. Сестра по несчастью. Практически подруга. Она и так знает меня по школе-интернату. Если бы ей надо было меня «сдать» ментам или врачам, то и этого знания про меня вполне хватит. Но хватит для чего? Если меня вернут обратно в интернат, то… Скорее всего могут и повесить на меня всех собак. Так на всякий случай. А Саша? Что ей будет, если она меня сдаст. А ничего. Ничего хорошего. Могут и посадить за порезанную морду. А могут и ничего не делать. Будет здесь валяться. И будут её санитары ночью по-прежнему трахать под таблетками… И что она выиграет? Ничего. А проиграет? Тоже вроде бы ничего. Но сейчас у неё есть реальный шанс вырваться отсюда. Хотя она этого ещё сама до конца не осознаёт. Но возможно лелеет какую-то надежду на что-то… На что?
А на что надеются люди? Вот так просто? На что?
На чудо!
Может и мне стоит подработать вот таким вот Чудом? А вдруг это мне реально зачтётся где-то там, свыше?
Нет. Я сейчас не про бога. А скорее про карму. Всё-таки есть там что-то такое, что учитывает наши добрые и бескорыстные поступки. А так ли я бескорыстен с Александрой Котовой? Ведь я уже пользовался её именем. Но не до конца. Я так и не сумел до конца официально засветиться под её именем. Ну разве только с тётей. Хотя. Если мы выберемся отсюда, то я могу и покаяться перед Натальей Ивановной. Всё объясню и всё расскажу. Я думаю, что она поймёт. Понять и простить. Как это смешно звучало по телевизору из уст Миши Галустяна в роли Бородача. Но на самом деле русские люди именно такие. Понять и простить — это наше всё.
Поэтому я не думаю, что моё признание перед этой девочкой сможет мне как-то повредить. А может и поможет даже. Ведь: Одна голова хорошо, а две… А две — некрасиво… Ладно. Пора сдаваться. А то Сашка чего-то заскучала пока я тут размышляю… Нырнул как в омут с головой:
— Я всё помню.
Блин блинский… Ну, сколько можно врать? Сколько у меня уже было придумано складных историй. А может и не совсем складных. Но пока меня ещё никто не раскусил вроде бы… Вот уже год без малого вру, вру, вру…
Пришлось рассказывать Александре новую версию моей жизни. За вычетом истории с «нашей» тётей, которую я встретил на трёх вокзалах и проводил в Армавир. За минусом расправы над Королевской компанией оптом и в розницу. Минус рассказ о «помощи в переходе улицы» старушке Нонне…
В сухом остатке остался скупой рассказ о моём лечении в больнице и побеге из школы-интерната. Зато в подробностях рассказал про драку в вагоне и драку во дворике у булочной. Ну а дальше что? А дальше больница и сюда….
Моя новая подруга немного удивилась моей расправе над шпаной. Но потом сама нашла этому объяснение: Ну, ты же это, типа циркачка, гимнастка и всё такое. Короче решила что я реальная супергёрл.
Я её понимаю. После полугода издевательств, побоев, насилия и пыток лекарствами… А тут такая всё крутая «Циркачка», которая одна может всех побить…
Ага… Только почему я тоже здесь, рядом с ней на соседней койке в психиатрической лечебнице? Да потому… Что я не супергёрл, а просто чертовски везучий сукин сын… А может и не чертовски… А может и не везучий…
Надо снова думать. Думать надо снова… Время безжалостно… Время идёт… И скоро в палату нам кто-то придёт…
Да. Сашка сказала, что не исключено, а скорее всего… Короче. Обычно часа в два ночи санитары шастают по палатам. И если всё спокойно… Спокойно удовлетворяют свои половые потребности… Насилуют кого выберут. Или просто куражатся. Глумятся. Так тоже развлекаются.
Я про себя подумал, что ещё нет в мире смартфонов. А то были бы ещё и сэлфи с психами и прочая муть…
— Обычно дежурят по двое. Сегодня будет Антон. Это тот худой санитар. И тётка. Как её зовут? То ли Дарья, то ли Марья… какая разница. Она в основном бухает у себя в комнате для дежурной смены. Это у выхода. Там и кнопка есть, которая сирена и звонок в милицию. А когда дежурят ночью те двое, то они сначала нажрутся, а потом начинают куролесить. Ещё где-то сидит дежурный врач, но не в этом помещении, а в другой какой-то церкви.
— В церкви?
— Ну, да… Это же раньше, при царе, монастырь какой-то был. А уже после революции его превратили в психушку. Тут много всяких церквей. В одной склад. В другой… А, не важно. Потом увидишь…
— Не хотелось бы…
Сашка тем временем продолжала:
— Так что сегодня если кто и придёт, то только один Антон.
— А что у него из оружия есть с собой?
— Какого оружия?
— Ну, чем-то он должен защищаться, если на него психи нападут?
— Верёвки есть специальные. Как пояс от халата, только длинный и прочный… Уколы колют…
— Да. Я не об этом. Дубинки какие-нибудь? Электрошокеры?…
— Электро… что?
— Не парься! Это я так… То есть, у них нет никаких спецсредств?
— Лекарства?
— Да нет же… То, чем могут ударить, вырубить буйного психа.
— А тут нет буйных. Всех буйных ещё днём так обколют, что они лежат как овощи на грядке. И могут ещё к кровати привязать. Так, чтобы не дёргался. Но скорее всего, это для того, чтобы кто-то сам себя не убил. Я вон грызла вены на руке… Меня потом привязали и не кормили пару дней.
— А почему не кормили? Это что помогает психам при обострении?
— Нет. Не помогает. Но это… чтобы меньше дерьма из под нас выносить. Если привязан, то… всё под себя.
Она откинула простыню, и я увидел матрас, полностью обшитый клеёнкой. Ясно для чего…
— Когда у меня всё нормально было… Меня даже привлекали помогать санитарам, убирать за другими больными. За это сигареты дают. Или позволяют не пить таблетки. А таблетками они потом торгуют. Это такие таблетки…
Я перебил её. Сам знаю, что за таблетки и кому они их продают.
— То есть, этот санитар приходит ночью в палату
