Книга Обрученная с розой - Симона Вилар

– Заранее благодарна, но я ничего не…

Слова застыли у нее на устах. Глостер, достав из-под камзола тисненый сафьяновый футляр, стремительным движением раскрыл его. На голубом атласе подкладки лунными отблесками переливалось ожерелье из отборного жемчуга.

Элизабет замерла.

– Что это?..

Глостер протянул футляр.

– Я рад, что доставил удовольствие моей королеве.

Элизабет взяла ожерелье. Она любовалась им, взвешивая на ладони, перебирая жемчужины, и, наконец, обвила им шею и взглянула на супруга.

– Вам нравится, ваше величество?

– Этот блеск сходен с тоном вашей кожи, дорогая. Вы прекрасны.

Король рассмеялся.

– Вот видите, Бетти, как расположен к вам наш брат Глостер. Даже я не смог бы так изысканно преподнести этот дар. Однако, Ричард, – король повернулся к брату, – бьюсь об заклад, что я знаю этот жемчуг.

Ричард удержал на лице улыбку, лишь уголки губ слегка дрогнули. Он предпочел бы, чтобы Эдуард сохранил свое открытие при себе. А король, взяв из рук супруги ожерелье, внимательно вглядывался в него.

– Клянусь Распятием, это, должно быть, фамильный жемчуг Хенгерфордов, привезенный их предком из Святой Земли. Я слышал, что после войны Роз их денежные дела в расстройстве и, чтобы поправить их, леди Хенгерфорд заложила ожерелье ломбардцам. За сколько же ты его выкупил, Дик?

Очарование ожерелья мгновенно развеялось. Королева разгадала коварный план Ричарда. Ее отношения с надменной Джулией Хенгерфорд и так были крайне натянутыми. Можно вообразить, какого врага она приобрела бы в лице этой пользующейся популярностью у английской знати дамы, появившись при дворе в ее ожерелье.

Королева с сожалением опустила жемчуг в футляр и протянула его Глостеру.

– Благодарю, ваша светлость, но для меня немыслимо принимать столь дорогие подношения.

– О, государыня, – склонился Ричард, – этот жемчуг лишь малая частица моей любви и преданности. Мой брат не задумываясь положил к вашим ногам корону Англии, я же, несчастный, могу позволить себе преподнести прекраснейшей женщине страны лишь эту ничтожную безделицу.

– Вы меня избалуете, милорд. Ваша щедрость не знает границ. Сначала прекрасный иноходец, который, как оказалось, перекуплен вами у торговца, уже обещавшего его графу Уэстморленду. Затем, перед самым праздником Троицы, – дивный персидский ковер от вашего имени, который незадолго до этого исчез из покоев епископа Линкольнского. Видит Бог, вышла неприятная заминка, когда его преосвященство увидел его у меня. Поэтому, дорогой Ричард, я больше не могу рисковать пользоваться вашим великодушием.

Но Глостер, хотя и понял, что его интрига раскрыта, продолжал настаивать, пока не вмешался король:

– Пустое, Бетти. Этот жемчуг словно создан для тебя. Доставь радость обоим Йоркам.

Элизабет со вздохом закрыла футляр. Королю она не могла перечить.

– Как скажете, ваше величество.

Про себя она решила, что ни при каких обстоятельствах не наденет это ожерелье.

Ричард был удовлетворен. Отпустив несколько любезностей, он повернулся к брату и стал серьезен.

– Мне необходимо поговорить с вами, государь.

Элизабет поднялась.

– Я покидаю вас, милорды.

– О нет! – воскликнул горбун. – Мы не помешаем вам, ваше величество!

Но Элизабет уже удалялась.

Какое-то время Ричард прислушивался к ее шагам, затем пересек зал и плотно прикрыл за королевой дверь, что раздражило Эдуарда.

– Это излишне, Дик. К тому же у меня от Элизабет нет тайн.

Ричард, зябко потирая руки, направился к камину. Пламя отражалось в золотом шитье его камзола, драгоценности, украшавшие платье, перезванивались при каждом движении. Король, облаченный в строгий, коричневого бархата камзол с зеленой отделкой, выглядел одетым гораздо проще брата.

– Видишь ли, Нэд, – начал Ричард, – я бесконечно ценю королеву. Я слышал, что она говорила, и отдаю должное ее уму. Однако принять подобные решения куда легче, чем выполнить их.

– Я добивался трона не для того, чтобы избежать трудностей.

– Однако до последнего времени ты их довольно ловко избегал. Вернее, не замечал. Ведь, как ни сладостна власть, больше всего ты был предан погоне за удовольствиями. Ты не мог не знать, что двор тревожат, а страну возмущают твои бесчисленные любовные связи и расточительные кутежи. Да и сама власть казалась тебе легкой забавой, пряной приправой к твоим утехам. Погоди гневаться! Мы братья, и я порой могу сказать тебе горькую правду. К тому же кровь, пролитая мною ради утверждения Йоркской династии, и те усилия, которые я делаю, чтобы облегчить твое правление, позволяют мне так говорить. Корона Йорков для меня священна, и я денно и нощно стремлюсь укрепить ее.

Эдуард задумчиво крутил перстень на безымянном пальце.

– Сегодня ты, Ричард, советовал мне начать военные действия против моих же вассалов.

Он взглянул в лицо Глостеру.

– Королева открыла мне глаза на всю гибельность твоего предложения. Что ты скажешь об этом?

– Я объясню это тем, что в сложившейся ситуации такой выход представляется мне не лучшим, но приемлемым. Бездействовать нельзя. Явись сейчас из-за моря Уорвик с Маргаритой, нам не удержать корону. Впрочем, теперь я изменил свое мнение…

Эдуард холодно глядел на брата.

– Что же ты посоветуешь мне, Ричард?

– Primo,[10]в самом деле последовать советам Элизабет. А secundo…[11]Постараться осуществить один план. Рискованный, но в случае удачи нас ждет блестящий успех.

Ричард не спешил раскрыть карты. Стоя у камина, он как бы поглаживал ладонью высокие языки пламени.

– Так что же? – не выдержал король.

Не отрывая глаз от огня, Ричард заговорил:

– Я ушел с королевского совета неудовлетворенным. Необходимо было найти выход, и я беспрестанно ломал себе голову даже за ужином. Но когда подали рагу из угрей – любимое блюдо Ричарда Невиля, мои мысли приняли иной оборот. Я начал размышлять об Уорвике, о его уязвимых местах. И тут меня осенило: Анна Невиль!

Король встрепенулся, но Ричард даже не поднял взгляда.

– Я вспомнил, – продолжал он, – что Уорвик всегда мечтал о сыне, но небо отказывало ему в этом. Его супруга родила двух дочерей – Изабеллу и Анну. И подумать только: старшая, красавица Изабелла, все время жила с матерью и почти не видела находившегося в постоянных разъездах отца, а затем вышла замуж. Они почти чужие, хотя я и не хочу сказать, что Уорвик не испытывает к ней привязанности. Дурнушка Анна, которую он буквально вынянчил, которая росла у него в седле, – вот средоточие его души.