Книга Бред какой-то! - Шурд Кёйпер

– И обо всем этом пишут в островной газетенке?

Дилан забросил газету к себе в палатку и поставил на огонь воду для чая, кофе и яиц. Я взяла газету с его спальника.

– Эй, – крикнул Дилан, – положи обратно, она моя!

– А ты отними! – Я спрятала газету за спиной.

Я была не прочь подурачиться и в шутку подраться. Занятие это безобидное, но, если подойти к нему с умом, можно немного пообниматься. Однако Дилан пожал плечами и занялся завтраком.

На первой полосе были напечатаны две нечеткие фотографии. На одной – собака на пляже с куском мяса в зубах – Брат Монах. На второй – девочка прижимает к груди сумку с продуктами и пугливо озирается. Лицо закрыто волосами. Но вполне узнаваемо для тех, кто с ней знаком. Заголовок гласил: «ВОРЫ ВСЕ ЕЩЕ НА СВОБОДЕ».

– Эй, Дилан, ты видел? – спросила я. – На острове воруют. Даже тут.

– Я еще не смотрел, – ответил он.

Я прочитала вслух: «В последние несколько дней на острове опять хозяйничали воры. Ограблению подверглись пляжные кафе и оба супермаркета. Наиболее примечательным из преступников является большой пес, который возникает из ниоткуда, хватает добычу с тарелок или вылавливает из кастрюль и столь же быстро буквально растворяется в воздухе. Этого дьявола видели уже раз десять и даже заставали с поличным, однако задержать его пока не удалось. Вторым преступником является молодая белая девушка с темными волосами средней длины».

Я покосилась на Дилана. Он покраснел, но, возможно, оттого, что склонился над дымящейся кастрюлькой с яйцами.

«Всех, кто располагает сведениями о личности или местонахождении девушки и собаки, просят обратиться…»

Слева и справа вжикнули молнии палаток.

– О боже, нет! – раздался голос живописца Брандана.

Он вылил воду из сапог и принялся отжимать парик.

Вслед за ним из палатки с сияющей улыбкой появилась моя мама:

– А у меня сегодня урок живописи!

Жаль, что по людям не видно, занимались ли они этим. Из штанов у них не идет пар, из глаз не брызжет фейерверк, из ушей не гремят фанфары. Когда футбольная команда забивает гол, твой смартфон пищит, и можно посмотреть, какой счет и кто отличился. Для автомобилей тоже существует нечто подобное. Сфотографируй машину и узнаешь, сколько у нее километров на счетчике, какие у нее дефекты и за сколько можно купить такую же подержанную. Вот такое приложение не помешало бы сделать и для людей. Дзинь! Ага, он прямо сейчас этим занимается! С кем? Дзинь! Только этого не хватало!

Из леса вышел Бейтел. Я не слышала, как он уходил, но он всегда просыпается еще раньше меня. Донни не подавал признаков жизни.

– Я еще вчера вас узнал, – признался Дилан Брандану.

– Это я понял, – ответил художник. – Пса своего нашел?

– Он не мой, – сказал Дилан. – Он у меня кроссовки стащил. Мне понравилась картина, которую вы тогда писали.

– Она на чердаке, вместе с другими морскими пейзажами.

Брандан засмеялся. Вообще-то, без парика и сапог выглядел он вполне нормально.

Чаще всего мы не знаем, кто выползет утром из палаток наших мам. А если и знаем, то всегда интересно посмотреть, как именно они выползут. Смущаясь в первых лучах солнца, раздавая визитки, фоткая все подряд, снимаясь, елки-палки, с нами всеми разом, часами разглагольствуя о себе или в слезах удирая из кемпинга. Мне по душе, когда мужчина посидит, с улыбкой уставившись в пустоту, выпьет кофе не хлюпая, съест яйцо ложкой, поможет вымыть посуду, поцелует маму и исчезнет навсегда. Вот такому я бы разрешила остаться.

Над нами пролетели две гусиные стаи, мы посмотрели им вслед и приступили к завтраку. «Молока было больше, чем мы могли выпить». Это из какого-то стихотворения. Не помню, кто автор: никогда не запоминаю поэтов. Бейтел скатывал ломтики сыра в шарики и засовывал в рот. Он вегетарианец. Животные знают больше людей, говорит он, и, если их съесть, многие знания пропадут навсегда.

– Вы еще не успели сделать копию Микки Мауса? – поинтересовался Дилан.

Брандан махнул в сторону маминой палатки.

– В твоем голосе слышатся критические нотки, – сказал он, – и даже проскальзывает легкое презрение. Но нет такого закона, который запрещал бы дважды или трижды писать одну и ту же картину. Я художник, и вдобавок у меня есть работа. Как художник я впитываю в себя пейзаж, все мироздание, пропускаю его через душу и наполняю своей кровью, своим дыханием, а потом швыряю все это на холст, и мы с мирозданием сливаемся в одно целое.

Неплохо у этого Брандана язык подвешен!

– А что у тебя за работа? – спросила мама.

– Малевать чайники, – ответил Брандан, – с Микки Маусом внутри. Могу еще с Дональдом Даком.

– Разве моя картина не красивая? – спросила мама.

– На свете нет ни одной картины, – ответил Брандан, – которая абсолютно никому не нравится.

– А… – протянула мама. – Но это настоящее искусство?

– Это не мне решать, а тебе.

– Я думала: немного юмора в искусстве – в этом ведь нет ничего плохого?

– Конечно нет, милая, – согласился Брандан.

Я подумала, что маме тоже не помешало бы немного юмора. И еще я подумала: надо поучаствовать в разговоре. Говорить так, как говорила бы героиня книги. Так у меня, по крайней мере, получится хорошая героиня. Видимая. Слышимая. Чуемая (странное слово). Смакуемая.

– Выходит, – сказала я, – когда ты занимаешься искусством, ты лысый, а когда малюешь дерьмо, надеваешь парик.

– Да, – ответил Брандан. – Потому что правительство решило сэкономить на искусстве миллионы. Они задушили все – оркестры, живопись, скульптуру, детский театр, они вырвали у нашей страны сердце.

Он сказал это мне. Он меня услышал. Он меня видел. Брандан начал казаться мне симпатичным. Скорее всего, потому что таким и был – симпатичным. Пожалуй, он не совсем бесполезный факт.

– И с тех пор, – продолжил Брандан, – все мастера-виртуозы вынуждены превратиться в виртуозов-трюкачей и выплясывать, как медведь на горячей сковородке. Чтобы нас заметили, нам приходится валять дурака. И поэтому да, я ношу парик. – Он начал заводиться. Приятное зрелище. – Люди, которые ни бельмеса не смыслят в искусстве, готовы купить картину, только если ее автор – длинноволосый артистический тип, с которым вдобавок приятно поболтать. Думаете, сидел бы я тут, если бы вчера не напялил парик? Благодаря нашему правительству в этой стране теперь делают один только мусор. Одно дерьмо.

– Будешь уходить, забери Микки Мауса с собой, – попросила мама.

– Эти миллионы, сэкономленные на искусстве, – сказала я, – они достались директорам банков. И теперь эти директора распивают на них шампанское.

Слова сами собой сорвались у меня с языка. Упс! Я боялась взглянуть на Дилана. Я точно знала, что он смотрит на меня с подозрением. Откуда мне это известно, про банкиров? Ну как откуда, Дилан, – из газет, из телика. Все-таки второй класс гимназии, интеллект зашкаливает, вот и почитываю иногда. Но на всякий случай я поскорее сменила тему.