Книга Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны - Бен Макинтайр

Гордиевский прибыл на место в семь ровно. Через пару минут подошел Бромхед. После молчаливого рукопожатия англичанин сказал: «Пойдемте, я провожу вас». Явочная квартира, или, на шпионском жаргоне, ОПП, «оперативное подпольное помещение», находилась менее чем в 200 метрах, но Бромхед отправился туда окольным путем — на случай, если кто-то следовал за ними по пятам. «Было холодно, падали снежинки». Оба разведчика были закутаны в теплые пальто. Гордиевский шел молча, погруженный в свои мысли: «Впервые ступая на вражескую территорию, я не боялся, что меня похитят, а если и волновался, то только потому, что сознавал важность момента».

Бромхед отпер дверь квартиры, впустил Гордиевского, а потом налил ему и себе виски с содовой.

— Сколько у вас времени? — осведомился англичанин.

— Около получаса.

— Признаться, я удивлен, что вы пришли. Разве вы не подвергаетесь большому риску, когда вот так встречаетесь со мной?

Гордиевский немного помолчал, а потом «очень взвешенно» ответил:

— Это может быть очень опасно, но в данный момент мне кажется, что опасности нет.

Бромхед старательно объяснил на своей причудливой смеси языков, что завтра утром улетает в Лондон, а оттуда в Белфаст. Но через три недели он вернется, снова встретится с Гордиевским у порога мясной лавки, приведет его в эту квартиру и представит новому сотруднику, который и будет курировать его. О происходящем была извещена лишь небольшая группа сотрудников ПЕТ, однако его дело будет вести исключительно МИ-6. Бромхед заверил Гордиевского, что и в британской разведке ради его же безопасности о его существовании будет известно лишь горстке людей, причем большинство из них никогда не узнает его настоящего имени. Тот, кого ознакомили с деталями той или иной секретной операции, на языке разведки назывался «осведомленным»; с данным делом осведомят как можно меньше людей, и вести его будут при строжайших мерах безопасности, поскольку внутри ПЕТ и МИ-6 могут скрываться советские шпионы, готовые докладывать обо всем в Москву. Даже ЦРУ — ближайший союзник Британии среди иностранных разведслужб — останется здесь не у дел. «В таких благоприятных условиях мы заложим здоровую основу для наших отношений и начнем серьезное сотрудничество».

Уже прощаясь с Гордиевским, Бромхед подумал о том, как мало он, в сущности, знает об этом улыбчивом, с виду таком спокойном русском кагэбэшнике, который почему-то оказался готов рисковать жизнью ради тайного сговора с МИ-6. Вопрос денег даже не затрагивался. Как, впрочем, и вопрос личной безопасности Олега или его семьи и его возможного желания дезертировать. Они беседовали на общие темы — чаще всего о культуре и музыке, а не о политике, идеологии или жизни при советском режиме. О мотивах, двигавших Гордиевским, речь не заходила. «Я никогда не спрашивал его — почему он на это идет. Даже времени на это не было».

Эти вопросы не давали Бромхеду покоя и на следующее утро, когда он прибыл в лондонский штаб МИ-6. Начальник отдела, заведовавшего советским блоком, поспешил успокоить его. «Он был очень опытен по части КГБ и достаточно осторожен, но, по его словам, тут мы наблюдали уникальную ситуацию, и следовало извлечь из нее максимальную выгоду. Это был первый случай, когда сотрудник КГБ — любого ранга — вот так с ходу положительно реагировал на британскую попытку сближения». Еще он сказал, что советские спецслужбы слишком подозрительны, чтобы устраивать подставу с участием человека, имеющего доступ к настоящим секретам. «Они еще ни разу не подсылали к нам действующего сотрудника КГБ… Они просто настолько не доверяют своим же, что никому не позволяют вступать в контакты с [западными] кураторами».

Руководство МИ-6 было настроено оптимистично: агент Санбим может принести эпохальный успех. Гордиевский казался искренним. Бромхед продолжал сомневаться. Пока что русский шпион не только не предоставил ни крупицы полезных разведданных, но даже не удосужился раскрыть мотивы своих действий.

Передача агента от одного куратора к другому — процесс сложный и порой обременительный, особенно если агент завербован совсем недавно. В январе 1975 года, через три недели после отъезда из Копенгагена, Бромхед «тихо и анонимно просочился обратно в Данию»: он прилетел в Гётеборг в Швеции, а там его встретил сотрудник ПЕТ Винтер Клаусен. с трудом втиснувшись на пассажирское место в «фольксвагене» рядом с «необъятной тушей» улыбчивого Обеликса, он пересек датскую границу и поселился в «надлежаще безликой и окраинной» гостинице при копенгагенском торговом центре «Люнгбю».

Нового куратора Гордиевского звали Филип Хокинс. Он прилетел из Лондона по фальшивому паспорту. «Он вам понравится», — пообещал Бромхед Олегу. Правда, сам он в этом сильно сомневался. «Мне он сразу не понравился. Я решил, что это первосортный говнюк». Это было и неверно, и несправедливо. Адвокат по образованию, Хокинс был суров, любил точность и нисколько не походил на Бромхеда.

Встретив Гордиевского возле мясной лавки, Бромхед препроводил его на явочную квартиру, где их уже ждал Хокинс. Гордиевский присмотрелся к своему новому куратору. «При виде этого крепко сложенного и обладавшего, судя по всему, недюжинной силой человека мне стало как-то не по себе». Хокинс стал общаться с новым агентом «во враждебной, чуть ли не угрожающей манере». По-немецки он говорил церемонно и несколько скованно.

Бромхед с серьезным видом пожал руку Гордиевскому, поблагодарил его за все, что тот делает, и пожелал ему удачи. Уже сидя в машине, Бромхед ощутил смесь разнородных чувств: сожаление (потому что русский шпион вызывал у него симпатию и восхищение), тревогу (потому что он продолжал опасаться подлянки со стороны КГБ) и огромное облегчение от того, что лично для него с этим делом теперь покончено.

«Я был страшно рад, что выхожу из игры, — писал позднее Бромхед. — Я не мог отогнать от себя мысль, что, быть может, я выкопал бездонную „яму для слонопотама“ и моя родная служба вот-вот нырнет в нее с головой».

Глава 4

Зеленые чернила и микропленки

Почему люди вообще становятся шпионами? Почему они отказываются от безопасной семейной жизни, от друзей и от спокойной работы ради опасного и сумрачного мира секретов? И почему, в частности, кто-то поступает в разведслужбу одной страны, а потом решает переметнуться в лагерь противника?

Ближайшая параллель к тайной перебежке Гордиевского из КГБ — это, пожалуй, случай Кима Филби — англичанина, выпускника Кембриджа, проделавшего точной такой же путь, только в обратном направлении: оставаясь на службе в МИ-6, он тайно работал на КГБ. Подобно Филби, Гордиевский пережил глубокое идейное обращение, хотя первого коммунизм притягивал, а второго — отталкивал. Но обращение Филби произошло еще до того, как он оказался завербован МИ-6 в 1940 году, и он поступил туда служить, уже имея твердое намерение тайно работать на КГБ против капиталистического Запада. Гордиевский же поступил в КГБ, будучи лояльным советским гражданином, и не подозревал, что когда-нибудь может предать родину.

Шпионы бывают разные. Одни руководствуются идейными, политическими или патриотическими убеждениями. На удивление многими движет банальная корысть — их привлекает финансовое вознаграждение. Другие втягиваются в шпионаж из-за секса, шантажа, тщеславия, мстительности, разочарования или того особого стремления к первенству и духа товарищества, какое порождает секретность. Одни принципиальны и отважны. Другие алчны и трусливы.