Книга Слепой. Не брать живым - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В каюте она находилась одна, а вся ее одежда, в том числе и белье, валялась на полу. На противоположной стене висел довольно большой экран, а под ним, на тумбочке, стоял дивидишник.
Линькова привстала и почувствовала, что голова у нее не только кружится, но и болит, к тому же ее изрядно подташнивало. Но это, как оказалось, были еще не самые неприятные последствия ее ночного приключения.
Когда Линькова оделась и собралась уже выйти, она заметила, что аппарат включен и возле него лежит сложенная вдвое бумажка. Линькова взяла записку и прочитала написанное по-английски: «Этот диск — наш вам подарок на память о проведенной на яхте «Саша» ночи».
Предчувствуя что-то нехорошее, Линькова включила дивидишник и от неожиданности просто-таки осела на кровать. Сначала на экране появилось все в красных бликах, но хорошо узнаваемое ее лицо. А затем — мужские руки, умело ласкающие ее безвольно податливое тело. Сомнений быть не могло. Это она, Виктория Львовна Линькова, а с ней некий молодой мужчина. Ей стало не по себе. Ведь, само собой, у того, кто снимал, осталась копия. Этой записью будут шантажировать и ее, и ее мужа, а может, и сына. Она, сама того не желая, подвела и тех, кто сделал на нее ставку, предложив стать губернатором. Не исключено, что эта запись попадет на стол, точнее, на экран к чиновникам самого высшего ранга. Теперь ведь даже не нужно никому ничего возить. Пошли на электронный адрес эту запись — и человек, а то и много людей сразу смогут лицезреть кадры ее позора.
Линькова вынула диск из аппарата и спрятала в сумочку. Это был новый, совсем уж неприятный поворот истории.
Взглянув в зеркало и поправив прическу, Виктория Львовна вышла на палубу. Там было пусто и тихо. Уже рассвело, но берег все еще окутывал утренний туман, поэтому, куда именно пристала яхта, было сразу не рассмотреть.
Линькова до последнего надеялась, что яхта стоит не у берегов Кипра, а где-то у материка. Но как только пригрело солнце и туман начал рассеиваться, первое, что она увидела, был ее… кипрский отель. То есть она все так же, без пластиковой карточки и без цента в кармане, находилась у берегов Кипра.
Еще на что-то надеясь, Линькова решила проверить, кто же, кроме нее, находится на яхте. Она четко помнила, что вчера пьяный Трофимов обещал ей помочь с деньгами и даже предлагал воспользоваться своим самолетом.
Виктория Львовна, с трудом припоминая, в какой именно каюте она беседовала с Трофимовым, наконец нашла ее и заглянула. К ее удивлению, Трофимов спал в той же позе, в какой она его оставила. Линькова вошла, прикрыла двери и села рядом.
Спускаться на берег без денег, без карточки, да еще ясным днем не имело смысла. Там Серега посадит ее в такую клетку, из которой ей уже точно не вырваться. Еще неизвестно, какое распоряжение отдал ему московский генерал, с которым он говорил по телефону, и что Серега обещал ему сделать. Ей просто ничего не остается, как постараться поскорее оказаться в Москве. Главное — не возвращаться в отель. И здесь помочь ей теперь мог только господин Трофимов, который, так и не сняв своего белого костюма, похрапывал на кровати. У Трофимова были деньги и даже самолет. И при благоприятном раскладе с его помощью она сможет улизнуть из-под опасной теперь опеки Сереги.
Правда, будить Трофимова Виктория Львовна опасалась. Ведь разговаривать на такие серьезные темы можно только с трезвым человеком, а Трофимов, судя по всему, все еще пребывал в алкогольной нирване. Другая женщина в этой ситуации обязательно разволновалась бы, вышла из себя, попыталась разбудить олигарха. Но только не Линькова — она держала себя в руках.
Виктория Львовна много чего пережила и повидала за свои почти пятьдесят лет. И научилась не осуждать, а объяснять поведение знакомых и незнакомых людей. Трофимова она немного знала не только по газетным статьям и телепередачам, но и по совместной работе в Госдуме. Он был человеком неглупым, думающим и, во всяком случае перед ней, всегда хотел казаться порядочным. Судя по тому, что, имея баснословные прибыли, он никак не мог выбрать себе невесту, держался всегда подчеркнуто вежливо и чуть напряженно, комплексов у него хватало. В прессу несколько раз просачивались сведения о разгульных вечеринках, которые он устраивал для своих друзей, о том, что на свой день рождения в прошлом году он даже пригласил за какой-то баснословный гонорар Брюса Уиллиса и тот, как ни удивительно, прилетел. Пусть всего на часок, но прилетел же. Все это Линькова, будучи неплохим психологом, тогда восприняла как стремление молодого богатого человека изжить все те же комплексы. И этот праздник на яхте, да и сама эта шикарная яхта, были для него скорее средством компенсации внутренней робости и неуверенности в себе. Так бывает, когда человек еще в семье недополучил чего-то очень важного. А не хватало этому еще по сравнению с ней молодому, красивому, образованному и действительно талантливому человеку простого душевного тепла и понимания. Имея такой капитал, Трофимов боялся доверять кому бы то ни было, не говоря уже о женщинах. Но ее Трофимов знал и уважал. Помочь ей здесь и сейчас было вполне в его силах. Немного зная Трофимова, Линькова почему-то была уверена в том, что тайная съемка и диск, который ей оставили, к Трофимову не имеют никакого отношения. В любом случае он не стал бы применять в отношении к ней грязные технологии.
Трофимов, очевидно, все-таки почувствовал, что он не один, и, пару раз звучно чихнув, открыл глаза.
— О, а вы здесь какими судьбами? — удивленно спросил он, привставая на кровати.
— Во-первых, доброе утро, — улыбнулась Линькова. — А во-вторых, я так понимаю, сегодняшняя ночь целиком выпала из вашей памяти…
— В смысле?
— В смысле, вы хоть знаете, где вы находитесь?
— Знаю, конечно. На своей яхте.
— А то, что вчера здесь было бурное веселье, праздник то есть, что здесь повсюду голые разукрашенные девицы и какие-то мужики во фраках и плавках разгуливали, вы помните? Музыка играла, фейерверки…
— Не, я в этом не участвовал. Точно. Я спал.
— Да, спали. Но до того ведь гуляли с этой сомнительной компанией?
— А вы что, представляете здесь, на борту моей яхты, полицию нравов?
— Да нет, я не собираюсь об этом никому рассказывать…
— Рассказывайте, ради бога! — махнул рукой Трофимов.
— Нет, господин Трофимов, я здесь совсем не из-за этого. Вы — моя последняя надежда.
— Виктория… — проскрипел Трофимов. — Не помню вашего отчества, Виктория, и вы тоже моя последняя надежда. Достаньте мне там из холодильника минералку. Очень пить хочется.
Линькова достала из холодильника бутылку минералки, попыталась было найти стакан, но Трофимов поспешно выхватил бутылку у нее из рук, открутил пробку и принялся жадно пить прямо из горла.
— Ну вот, теперь я схожу кое-куда и тогда, думаю, смогу воспринять адекватно все, что вы мне скажете.
Когда через несколько минут с мокрым еще лицом Трофимов вернулся назад, на столе было пусто. Линькова подальше от греха спрятала все бутылки с недопитым спиртным под стол. Ведь кто знает, что взбредет в голову олигарху с перепою и сколько дней он может пребывать в запое. А в том, что Трофимов пьяница запойный, Линькова не сомневалась.