Книга Убийство с гарантией - Анна Зимова

На секунду даже возникло чувство удовлетворения, все-таки их первая ссора. Может быть, и даже, скорее всего, в ту минуту еще можно было все исправить, сказать ему, что она погорячилась, что это все грипп. Что она ждет его и любит, а слова — это всего лишь слова. Никогда она не позволяла себе укорять Андрея за то, что у них пуст холодильник, за то, что с ним она не может позволить себе фрукты. А теперь недвусмысленно намекнула, что он морит ее, привыкшую к вкусной пище, голодом, что получает он гроши.

Но трубка была уже повешена, а жалость к себе только распухала, требуя новых выходов. И она позвонила Кириллу. И сказала без приветствий, что ей очень, очень плохо. Кирилл приехал буквально через пятнадцать минут и с порога оценил ситуацию — сестра валяется с распухшим носом посреди бардака. Он подошел к ней, взял за подбородок и посмотрел в глаза. Что-то в его взгляде было такое, что она стала жалеть себя еще сильней.

«Что ты воешь?» — наконец поинтересовался он и поставил на стол пакет, раздутый от банок и коробок самых разных размеров и форм. «У меня, кажется, грипп, — всхлипнула она, — а Андрею плевать». — «А я испугался, что он тебя отлупил». Это было по-настоящему смешно, она наконец улыбнулась. Чтобы Андрей ее ударил? Чтобы он ударил женщину? Да вообще кого-нибудь? Кирилл, конечно, лукавит. Будь у него хоть малейшие подозрения, что ее избили, он ни за что не заехал бы по дороге за продуктами. Всегда он преподносит свою заботу грубовато.

Кирилл заварил чай, соорудил возле постели на табуретке небольшой фуршет. Принес блюдца, салфетки. Сделал бутерброды. Нарезал апельсины кружочками. Присел на кровать и погладил ее по голове, сказал: «Ешь, даже если не хочешь». — «Ты, наверное, торопишься», — прочавкала она, капая апельсином на простыню, но он, подтерев ей подбородок салфеткой, покачал головой — никуда он не поедет, пока ей не станет лучше… Потом она задремала, а когда открыла глаза, Кирилл был рядом. «Мне действительно стало лучше», — призналась она, потягиваясь. Навалилась дикая слабость, но это было бессилие выздоровления. Тело стало невесомым, если сдернуть с нее одеяло, она, наверное, взмоет вверх, подхваченная сквозняком. Однако, вместо того чтобы дать ей насладиться сошедшим на нее спокойствием и умиротворением, Кирилл начал читать нотации, которых, она надеялась, уж сегодня избежит. «Разве можно так жить?» — спросил он сухо. «А что не так?» — прошептала она еле слышно, чтобы снова вызвать жалость. «Тебе разве непонятно, почему ты болеешь? У вас постоянно холодно. Ну ладно, твой принц не может вставить новые окна. Это, ясное дело, никому не по силам. Но купить элементарный обогреватель он хотя бы в состоянии? Я понимаю, у вас любовь и все такое. Но он, — тут Кирилл выругался, — видит, что любимая женщина мерзнет, и ничего не делает. Это как вообще называется?»

Видя, что она собралась возразить, Кирилл жестом показал — сейчас это не поможет: «И не надо мне говорить, что что-то изменится. Зарабатывать нормально он не будет. Никогда. Он не из деловых. То, что он читает книжки и тебя заставляет, это прекрасно, это зашибись как здорово. Но ты готова постоянно жить в голоде и холоде? На съемной квартире под дырявым одеялом?»

Часы стали тикать громче, и что-то в их тембре появилось угрожающее. «А если случится ребенок? Это сейчас тебе весело. Друзья эти его, вшивая богема, пьянки-гулянки, книжки-фильмы. А младенец — это значит что? Расходов в разы больше. А он и на двоих не зарабатывает. Его потолок — перекладывать бумажки, за это много не платят. И надрываться он не любит. Он же роман пишет. Писатель, куда там».

Кирилл приложил ей тыльную сторону ладони ко лбу, проверяя, нет ли жара. «Ты пойми, я тебе пытаюсь нарисовать, что с тобой будет, предостеречь. Я думал, ты пару недель тут покувыркаешься и в себя придешь. Но вижу, нужно тебе немножко мозги вправить». Хотелось закрыть глаза и отключиться. Надолго. На много-много часов. А потом проснуться и понять, что этот разговор происходил во сне. Ну как объяснить Кириллу, что она считается с его мнением и готова обсуждать положение, в котором находится, но только не сейчас, пожалуйста, не сейчас. Сейчас ей нужно одно — уснуть.

«А закончится все может совсем весело. Особенно для меня. Тащить вашу семью на горбу должен буду я. Я ведь не брошу сестру с дитём. Я ведь всегда помогу. Я ведь хренов муравей, а сестра у меня бабочка. Или кто там — стрекоза? Я горбачусь, чтобы она порхала в красивых тряпках. Андрюша хорошо устроился, все продумал. И не надо закатывать глаза. Он о будущем не парится вообще. Ему помогут! Такой вежливый клещ. Присосался — не оторвешь».

Кирилл резко вскочил и стал ходить по комнате, ероша себе волосы. «Викочка, милая. Ты не обижайся! Я ж не скупердяй какой. Я не про деньги тебе сейчас говорил. Мне денег не жалко! Ты же знаешь, что я для тебя все сделаю, все отдам. Мне за тебя обидно. Ты такая умничка у меня. У тебя будущее знаешь какое может быть? А ты споткнулась об какого-то дрища и думаешь, что это твое счастье». Наконец Кирилл сел на кровать: «Я тебя прошу об одном. Только ребенка мне не заделайте. Живи с ним. Пока. Но появится ребенок — все, кранты. Для тебя, считай, все кончено».

Удивительно, насколько чувствительны его локаторы и антенки, когда дело касается ее. Не далее как прошлой ночью Андрей сказал ей, что у него в голове засела фраза, которую она бросила у него на работе. Действительно, можно бы завести ребенка. Он хочет от нее малыша. Может быть, не сейчас, но в будущем обязательно. А и черт с ним, можно и сейчас. Такие слова с бухты-барахты не произносятся. Она была так счастлива. Умеет же Кирилл все испортить.

«И купите вы обогреватель, наконец! Как вы не сдохли еще тут?» — «Хорошо», — сказала она нарочито умирающим голосом, чтобы Кирилл понял наконец, что сил у нее нет уже ни на что. Даже слушать она больше не может, не то что говорить. Кирилл шлепнул деньги на тумбочку и стукнул по ней кулаком. Ликуя, зазвенели тонко стекла в бабкином серванте и расписные тарелки внутри — деньги сейчас настолько кстати, что не стоит даже делать вид, что она их не возьмет. В этом она согласна с братом на сто процентов — обогреватель ей нужен. Точка.

В ушах звенело, а перед глазами порхали черные снежинки. Жар порой доводил ее до зрительных галлюцинаций, поэтому, заметив, что по полу катится оранжевый мячик, она не слишком удивилась. Мяч появился из-за приоткрытой двери в коридор и по пути превратился в апельсин. Эта раздолбанная дверь не закрывается плотно, ее следовало бы поменять, но кому это надо в съемной квартире. Апельсин качнулся и замер прямо возле кровати. Она посмотрела на Кирилла, хотела убедиться, что он видит это тоже, но он сосредоточенно тер какое-то пятнышко на рубашке. Попыталась прошептать «Кирилл», но не смогла, во рту стало совсем сухо. Дальше галлюцинация являла себя отдельными кадрами-вспышками. Вот открылась дверь. Вот Андрей уже в комнате. Вот он стоит, молча глядя на них. Протянул к ней руку, будто просит о помощи. Не найдя в ней поддержки, тянется к Кириллу. Пятится назад. Упала задетая его ногой табуретка. На полу лежат стаканы, блюдца — ничего не разбилось. Вот Андрей уже возле Кирилла. Кирилл крупным планом: на лице глупое выражение малыша, застигнутого врасплох за шалостью, но старающегося быть важным. Ее рука тянется к лицу, чтобы закрыть рот, из которого почему-то вырывается хихиканье, но застывает на полпути. Картина полностью немая.