Книга Дом на семи ветрах - Дениза Алистер

— Очень мило с ее стороны, — сердито согласилась Кэтрин, нисколько не удивляясь, что соседом оказалась женщина. — Записка на столе…

— Была от Рут. Чудесная женщина… — задумчиво сказал он, не отрывая взгляда от ее лица.

Удостаивалась ли эта Рут завтрака в постели? — цинично подумала Кэтрин, почти уверенная в том, что ей не понравится это создание.

— Вы могли бы познакомиться, если бы ей не пришлось уехать в Лондон.

— Какая страшная потеря! — с усмешкой заявила Кэтрин.

— Я надеюсь, ты оценила мое гостеприимство. Смотри, я в полном твоем распоряжении.

Она уронила ложку с брусничным джемом на поднос и злобно сверкнула глазами:

— Я не нуждаюсь в твоей заботе. Единственное мое желание — поскорее убраться отсюда. Похоже, ты не хочешь воспринимать мои слова всерьез. — Она почти кричала от ярости.

— Напротив, Кэтти, я очень серьезно отношусь к тебе. Ты же еще не оценила уникальной возможности пребывания здесь. И учти, я никогда прежде не привозил сюда женщин.

— Которых, без сомнения, у тебя пруд пруди, — уже чуть спокойнее произнесла она.

— Что это? Я улавливаю нотку ревности в твоих словах, крошка? — протянул он.

Она глубоко втянула воздух и почувствовала, как краска залила ее щеки.

— Единственное, что ты мог уловить, Ред, — это нотку жалости к этим женщинам. Последние четыре года, что я тебя не видела, прошли безмятежно, счастливо, поэтому мне жалко женщин, попавшихся к тебе на крючок.

Она очень вовремя забыла тот первый год, когда старательно собирала все новости, даже отдаленно касавшиеся его. Не говоря уж о том, что не отходила от телевизора, когда шел его репортаж о курдских беженцах.

— Да, я заметил, насколько ты была счастлива, когда тушь растекалась по твоему лицу. Жалко, что я оказался рядом и разрушил это веселье.

Она отвернулась, смущенная, глубоко дыша и пытаясь успокоиться.

— Ты напоминаешь это на всякий случай, чтобы я не забывала, во что теперь превратилась моя жизнь?

— Кэтрин, скажи, ты хоть раз вспомнила о Карле сегодня?

Испуг отразился в ее широко распахнутых глазах.

— Конечно…

Он знал, что она лжет, и она тоже знала, но считала необходимым притворяться до последнего. Ей хотелось отложить момент, когда она должна будет взглянуть в лицо правде.

— Во всяком случае, я сомневаюсь, что женщинам, с которыми ты обычно общаешься, понравится такое место, где нет возможности попасть в светскую хронику, — произнесла она с сарказмом, резко меняя тему. — Ведь твоя благосклонность наверняка тешит их самолюбие. Я никак не пойму, зачем ты покупаешь собственность по всему свету. Зачем это тебе — четыре дома?

— Просто я ненавижу гостиницы; возможно, это реакция на те дни, когда у меня не было крыши над головой.

Эти слова смутили ее.

— Я не понимаю, Ред… Как… Когда же у тебя не было дома?

Лицо Реда оставалось очень спокойным, не выражало никаких эмоций, почти как лицо античной статуи, но в глазах появилась грусть, как будто он вспомнил те дни.

— Ты не знала, что меня отправили в сиротский приют, когда мать погибла? — резко спросил он.

Их глаза встретились. Теплота понимания, смягчившая выражение ее глаз, вызвала сердитую ухмылку на его губах.

Кэтрин опустила ресницы, почувствовав странную обиду оттого, что он отверг ее естественный порыв. Она заморгала, стараясь удержаться от слез, сама удивляясь неожиданному участию, которое она почувствовала к этому колючему и независимому человеку. Подобные чувства ей лучше задавить в зародыше, думала она в смятении.

— Я сбежал прежде, чем они сообщили о происшедшем твоим родителям. Почти целый год я провел на улицах, пока меня нашли и отправили в ласковые объятия твоей семьи.

Она задумалась над тем, что означали эти слова. Ее ужаснула мысль о том, что ему пришлось пережить, и стало легче понимать его агрессивность, то открытое неповиновение и презрение, из-за которых он быстро настроил против себя всех взрослых членов ее семьи. Скорее всего, это было результатом полученных им в детстве моральных травм, а не просто из-за его ершистого характера.

Она знала, что Ред таил в себе некую угрозу для их безмятежной жизни, не подчиняясь никаким авторитетам. Интересно, какова же была реакция школы на воинственное состояние, которое было ему присуще? Как подсказывал ей ее собственный опыт, вряд ли ему было просто в школе, но, к счастью, он обладал достаточным интеллектом и внутренней силой, чтобы противостоять окружающей его косности.

— Почему ты сбежал?

— Ты же знаешь, я никогда не признавал авторитетов, тем более дутых. — Он пожал плечами. — Мне не хотелось, чтобы мои поступки разбирала по косточкам кучка людей, которые сами нуждались в воспитании.

— Но они ведь желали тебе добра, Ред. Они наверняка спасли немало детей, подобных тебе.

— Я не был подобен кому-либо; я это был я, Кэтрин. Я предпочитал и предпочитаю до сих пор самостоятельно решать свои проблемы. Не могу сказать, что мне приятно вспоминать тот период своей жизни, но тогда я научился важным вещам, и главное — опираться только на собственные силы.

— Стало быть, тебе никто не нужен, — поддразнила его Кэтрин. — Ты никого не подпускаешь к себе.

Ред никогда не признавал компромиссов. Она всегда знала, что он живет по своим собственным правилам и не способен идти на уступки.

— Ты имеешь в виду «теплые ласковые объятия моей семьи»? — В голосе его звучала ирония. — И как же они заботились обо мне? — хрипло спросил Ред, и Кэтрин не смогла выдержать его иронического взгляда. — Возможно, они простили бы меня, если бы я был достаточно благодарен за те крохи, которые они мне бросали. К их чести, все было сделано очень тонко — просто дали понять, что из бедного Реда ничего не получится. О да, твой отец обеспечил меня, правда, лишь потому, что это поддерживало его образ альтруиста, человека с большим и добрым сердцем.

Никогда прежде Кэтрин не приходило в голову думать о Реде как о жертве: он был человеком, которому удавалось все, что он задумал. Она завидовала его свободе и независимости. Ред всегда оставался самим собой, никогда не искал ни у кого одобрения. Он, должно быть, ненавидел свое униженное положение в ее доме. Кэтрин смотрела на него как на соперника своего брата, бельмо на глазу для родителей и никогда — она поняла это только сейчас — не пыталась посмотреть с другой точки зрения.

— Мне очень жаль. — Она поморщилась, слова прозвучали как-то фальшиво.

— Почему, Кэтти? Из-за того, что у тебя был пони, тебя возили в школу на машине и все, о чем бы ты ни попросила, тут же исполнялось?

— Синдром испорченного ребенка, я знаю, — сердито отрезала она. — То, что дорого отцу, ты ненавидишь. В этом все дело. Неужели мне нужно было пережить кучу несчастий, чтобы заслужить твое уважение, Реджинальд Крист? Я думаю, пребывание здесь можно засчитать за полосу страданий и унижений, — усмехнулась она. — Но ты специально это подстроил, да, Ред?