Книга Мой возлюбленный негодяй - Айрис Джоансен

— В каюте очень душно. Мы закончим партию завтра.

Она изумленно посмотрела на него:

— Здесь ни капельки не душно.

— Не просто душно — здесь нечем дышать. Мне надо пройтись по палубе. — Джордан направился к двери. — Увидимся за ужином.

Грегор прав. Если он будет держаться подальше от Марианны, эта нелепая страсть исчезнет сама собой. Все дело в том, что он с детства привык потакать своим капризам. Вот и сейчас Джордан поймал себя на мысли, что инстинктивно ищет в девушке такие качества, которые послужат ему предлогом, чтобы переспать с ней.

— У тебя довольно взволнованный вид, — заметил Грегор, подстраиваясь к его стремительным шагам. — Как Марианна?

— Не рыдает нагая на моей постели.

— Значит, мы вовремя поговорили. — Грегор явно успокоился: складки на его лбу расправились. — Наверное, ты очень хорошо себя вел. Ты всегда при этом страшно злишься. — Ты думал, если поговорить об этом открыто, проблема будет решена?

— Нет, я знал, что, когда ты поймешь, какие чувства тобой движут, ты будешь колебаться. Это было опасно — но другой вариант был еще опаснее.

Джордан криво усмехнулся:

— Потому что ты знаешь, что инстинкт велит мне разрушать?

— Нет, как раз инстинкты у тебя в полном порядке, но ты привык только брать, ничего не давая взамен. Менять привычки очень нелегко. — Он хлопнул Джордана по плечу. — Но с каждым годом твой характер меняется к лучшему.

— Спасибо, — иронично отозвался тот. — Только на этот раз не удивляйся, если привычка победит.

— Очень удивлюсь, — серьезно ответил Грегор. — И буду сильно разочарован.

Джордан посмотрел на него с досадой, раздражением и нежностью. Этот сукин сын знает, чем его пронять. Если что-то и способно остановить Джордана, так это боязнь лишиться уважения друга. Джордан улыбнулся:

— Твоя взяла, негодяй.

— А, вот ты немного и успокоился, — довольно сказал Грегор. — Пойдем полюбуемся на дельфинов. Никто не может злиться, видя, как играют дельфины.

* * *

Он наблюдает за ней. В течение всего обеда Джордан подсмеивался над Алексом, болтал с Грегором о пустяках — и наблюдал за ней. Это ужасно ее тревожило. И не то чтобы Марианна не привыкла, что он на нее смотрит. За последние две недели за шахматной доской он должен был бы запомнить каждую ее черточку, каждое выражение лица — как она запомнила его.

Но сегодня в его взгляде появилось что-то… новое. Когда обед закончился, Джордан оттолкнул стул и поднялся на ноги.

— Сегодня полнолуние и на небе нет облаков. Грегор, почему бы тебе не взять Алекса на мостик и не рассказать ему о звездах? — Он повернулся к Алексу. — У Грегора есть история про каждое созвездие на небе. Когда я был парнишкой, он, бывало, брал меня на прогулку в лес и плел свои рассказы, но море — гораздо более удачная рама для гобелена.

— Ой правда, пойдем, Грегор! — В голосе Алекса звенело возбуждение.

Грегор секунду смотрел на Джордана, а потом кивнул:

— Ненадолго. — Он повернулся к Марианне. — Хочешь пойти с нами?

— Я уверен, что Марианна устала. Я отведу ее в каюту, — сказал Джордан. — Нам надо кое-что обсудить.

Марианна изумленно уставилась на него. Они виделись всего несколько часов тому назад. Если ему надо было обсудить с ней что-то важное, почему он этого не сделал тогда?

Джордан обратился к Марианне:

— Ты пойдешь со мной?

Почти так же он спрашивал ее тогда в церкви в Таленке. Казалось, он прочел ее мысли, потому что сразу же спросил:

— Все ведь получилось не так уж плохо, правда?

Он улыбался, и Марианна, завороженная, не могла отвести взгляда от его чувственно изогнутых губ. Почему его улыбка каждый раз оказывает на нее такое магическое действие?

— Правда? — еще раз спросил Джордан.

Она ничего не ответила.

— Вы можете поговорить в другой раз, — вмешался Грегор. — Это было бы… — Но тут он увидел выражение лица Марианны, пожал плечами и встал. — Ну что же, бери ее. Мне надо сказать Алексу, что все, что предсказали звезды, сбывается.

— Но ты делаешь все возможное, чтобы изменить их предсказание, — пробормотал Джордан.

— Боюсь, на этот раз я бессилен. Бери плащ, Алекс.

— Он мне не нужен, — вдруг восстал мальчик. Грегор почти по-матерински заботливо закутал Алекса в плащ:

— Ночь прохладная. Ты же не хочешь снова начать кашлять.

Марианна покачала головой, глядя, как Грегор уводит ее брата:

— Он может делать с Алексом что хочет. Это просто чудо какое-то.

— Он с кем угодно может делать что хочет. — хмуро отозвался Джордан. — Только молчать он не может. — Схватив Марианнин плащ, он набросил его ей на плечи. — Пойдем.

— О чем вы хотели поговорить? — спросила она, в трудом поспевая за его стремительными шагами. Южный ветерок нежно овевал ее кожу; но в Джордане совсем не было нежности. Он тащил ее за собой по палубе, и все его гипнотическое обаяние куда-то исчезло, уступив место сдержанной агрессивности. Внезапно пришедшая ей в голову мысль заставила ее напрячься. — Я же говорила вам, что не стану рассказывать об Окне в Поднебесье.

— Ради Бога! Я не дурак, чтобы тратить на это время!

— Тогда я не понимаю, почему вы…

— Чем ты занималась в детстве?

— Что? — ошеломленно переспросила она.

— Чем ты занималась? Ты ведь не все время работала со своим драгоценным стеклом?

— Конечно нет.

— Тогда рассказывай.

— Но зачем вам это?

— Потому что я хочу видеть тебя ребенком, черт подери.

Такой ответ совершенно ничего ей не объяснил.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Все дети играют. Во что ты играла?

— Работа со стеклом была для меня игрой.

— Ты не ездишь верхом. Ты ходила гулять?

— Иногда мои родители и еще несколько семей устраивали пикники или большие прогулки по холмам. Мы, дети, обычно убегали вперед, играли в прятки, гонялись друг за другом, девочки собирали цветы и плели венки.

— Ах, наконец-то признаки детства. Я уже решил» что ты взрослой сошла с витража.

Он явно был чем-то раздражен, и ей надоело б в роли козла отпущения.

— Не говорите глупостей.

— Ты почти не упоминаешь отца — только, что он умер несколько лет тому назад. Расскажи мне о нем.

— О папе? Он был очень красивый. У него были прекрасные золотые волосы и правильные черты лица, и он много смеялся. — Она помолчала, вспоминая. — Он все время смеялся.