Книга Красный дождь - Лаврентий Чекан

– Это мы уже выяснили. Расспросил Иртемьева? Это парень, который воспитывался с этими девочками, а потом остался работать в приюте воспитателем.

– Говорил с ним, конечно. Именно он и вспомнил, с кем играл Анисимов.

– Спроси его про психолога.

– Психолога?

– Да, в то время в приют приходил какой-то психолог, проводил тесты. Попроси Иртемьева рассказать о нем.

– Ладно. Хорошо, что я еще не ушел.

– Потом займись следующими товарищами. – Самсонов взял листок с фамилиями мальчиков, которых усыновили. – Записываешь?

– Давай, я готов.

Старший лейтенант продиктовал Дремину список.

– Итак, Кутепов, Рожков и Филиппов? – уточнил тот. – Все верно?

– Да. Хорошо бы узнать, какие фамилии они получили после усыновления.

– Ну, этого мне тут никто не скажет.

– Иртемьев там работает. Неужели ему было не интересно и он не подглядел ни одной?

– Хочешь, чтобы я спросил его об этом?

– Было бы неплохо.

– Ладно, но шансов мало, сам понимаешь.

– А ты попробуй.

– Да, мой господин!

– И постарайся узнать, кто слил информацию о новых фамилиях удочеренных девочек одной из восьми подружек. Хотя я, честно говоря, подозреваю, что эти данные раздобыла Корчакова.

– Ладно, я тебя понял. Сейчас потрясу его.

– Прежде всего займись психологом. Узнай, как его звали, адрес по возможности. Где-нибудь должны были остаться записи. И сразу позвони мне, я хочу его повидать.

– Понял тебя, Валера.

– Все, давай, до связи.

Ждать пришлось недолго. Дремин перезвонил через двадцать минут.

– Иртемьев едва вспомнил этого психолога. Все, что удалось нарыть на него, – это имя и место работы, – с ходу сообщил он. – Записывай.

Оказалось, что некий Андрей Витальевич Меркальский трудился в те далекие времена штатным психологом в Центре психологической помощи детям и в том числе посещал приют в течение двух лет.

Вооруженный этим знанием, Самсонов связался с Центром психологической помощи и около получаса ждал, пока там найдут личное дело Меркальского. Никто из нынешних сотрудников не помнил его, так что процесс затягивался.

Наконец Самсонов получил необходимую справку. Меркальский работал также и со школами, но через год после того, как перестал посещать приют, уволился. В личном деле остались два заявления от родителей, в которых они обвиняли Меркальского в приставаниях к их детям (обе – девочки).

Самсонов попросил переслать эти заявления ему по факсу и через несколько минут держал их в руках. Указывались и фамилии родителей, которые подали жалобы. Вероятно, именно они и послужили причиной увольнения психолога.

Старший лейтенант потратил еще около часа, чтобы узнать, что после Центра психологической помощи Меркальский устроился читать курсы для взрослых, а заодно проводил тренинги в различных фирмах для сотрудников.

Самсонов записал его нынешний адрес и уже хотел было ехать к психологу домой, но его задержал звонок Дремина.

– Иртемьев сознался! – ликующе сообщил он, едва Самсонов поднес трубку к уху. – Это он продал информацию Корчаковой!

– Значит, я был прав.

– Да, Валера, можешь взять с полки пирожок или повесить себе на грудь орден – на твой выбор. Она пришла к нему несколько лет назад, они выпили в честь прошлой детской дружбы, а потом она уговорила его продать ей информацию.

– Наверное, он не слишком долго ломался?

– Не знаю, не спрашивал.

– А как он ее раздобыл? Личные дела должны храниться в сейфе.

– В металлическом шкафу, если точнее. Он находится в архиве и запирается на ключ. Иртемьев спер у директрисы ключ и быстренько сгонял в архив. Выписал данные о девчонках и был таков. Говорит, все не заняло и двадцати минут. Думаю, так оно и было.

– Корчакова объяснила ему, зачем ей эти данные?

– Конечно. Хотела отыскать подруг детства.

– Трогательно. А новые фамилии усыновленных мальчиков она у Иртемьева не покупала?

– Не поверишь, но я и об этом спросил.

– И как?

– Нет, парни ее не интересовали. Наверное, с ними она не так тесно дружила.

– Похоже на то.

– Удалось что-нибудь нарыть на Меркальского? – поинтересовался Дремин, решив, что ответил на все вопросы.

– Еще бы! Педофил запалился в школе с девчонками, которые ходили к нему на консультации. Их родители накатали жалобы, и его по-быстрому уволили. Понятно, почему наши женщины из приюта вспоминали о нем с неприязнью.

– Думаешь, он к ним приставал?

– Он даже к детям из семей рискнул полезть. А с сиротами небось вообще не стеснялся.

– И они на него не настучали?

– Может, и стучали. Но ты ведь не нашел в личном деле Меркальского никаких жалоб из приюта?

– Нет. Да и кто бы их написал? Девчонки?

– А сотрудники что о нем говорят?

– Ничего. Никто его не помнит. Оно и понятно: Меркальский заявлялся раз в неделю в течение двух лет. Сидел в кабинете, давал детям тесты, ни с кем из сотрудников приюта не общался.

– Значит, девчонки на него не жаловались. Он мог их запугать.

– Да, вполне. Хочешь, я к нему съезжу?

– Я сам. Ты займись усыновленными пацанами. Иртемьев вспомнил что-нибудь про них?

– Нет, но я решил, что раз уж он один раз влез в архив, почему бы ему не повторить свой подвиг.

– Что это значит?

– Ну… я думаю, он нам добудет новые фамилии Кутепова, Рожкова и Филиппова. А я за это не стукану на него директрисе приюта.

– Надеюсь, он сделает это быстро.

– Я дал ему пару дней.

– Ладно. Но ты тоже время не теряй.

– Как ты мог подумать?! – притворно возмутился Дремин. – Моя душа плачет!

Самсонов усмехнулся:

– Да, я представляю. Все, до связи.

Самсонов вышел из управления и сел в машину. Накрапывал дождь, и пришлось включить «дворники». Небо было затянуто тучами, ветер все сильнее раскачивал кусты сирени и платаны, посаженные вокруг здания управы. Старший лейтенант включил музыку – подборку треков Нэнси Синатры. Особенно ему нравились «Something stupid» и «Bang bang». Первую Нэнси исполняла вместе с отцом. Мелодии были неторопливыми и хорошо настраивали на размышления.

Самсонов вывел «Олдсмобиль» на дорогу и поехал по адресу, где Меркальский проживал с женой и сыном. Если психолог на работе, они по крайней мере подскажут, как его найти.