Книга Исчезла, но не забыта - Филипп Марголин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, — продолжил Гримсбо, сделав еще один глоток, — позвольте задать вам несколько вопросов и затем преспокойно смыться с ваших глаз. Вы были дома в ночь, когда убили миссис Лейк и ее дочь?
Соломон тут же прекратил улыбаться и кивнул головой:
— Несчастный ублюдок!
— Хорошо знаете мистера Лейка?
— Его все здесь знают. У нас же здесь что-то вроде кооператива, куда входят все владельцы домов в Мидоус. Питер и я не раз участвовали в заседаниях. В теннис иногда играли. Моя жена Марг была дружна с Санди.
— А ваша жена сейчас дома?
— Нет. В клубе — играет в гольф. Но меня в такую жару никуда не заманишь.
Гримсбо поставил пиво на столик и достал блокнот и ручку из бокового кармана пиджака.
— В котором часу вы возвратились домой в ночь убийства?
— Около шести вечера.
— Ничего необычного не заметили?
— Ничего. Я все время оставался в столовой, пока мы не закончили ужин. А окна столовой выходят во двор. Затем я перешел в гостиную, но был там всего несколько минут. Гостиная тоже находится в задней части дома. Затем пришел сюда, чтобы поработать на компьютере, и опустил занавески.
— О'кей, — пробубнил Гримсбо, уже готовый прервать это краткое интервью с тем, чтобы вновь окунуться в невыносимую жару.
— Но об одной вещи я забыл упомянуть, когда меня расспрашивал офицер в прошлый раз. Мы все были очень возбуждены, а Марг так просто билась в истерике. Короче, я видел, как Питер вернулся домой.
— Неужели? И когда же это произошло?
— Относительно этого я могу быть вполне уверенным. В тот вечер играли «Янки», и мне важно было узнать счет из спортивных новостей. Новости передают достаточно регулярно — два раза каждый час, поэтому можно точно сказать, что я увидел «феррари» Пита где-то около семи двадцати двух.
— Он ехал домой?
— Да.
— И время вы указали точно?
— Мог ошибиться только на минуту или две.
— Никакого грузовика с цветами не заметили?
Соломон подумал минуту.
— Нет. Стоял только грузовик из компании по ремонту телевизоров.
Гримсбо тяжело встал с места и сказал на прощание:
— Спасибо за пиво.
Вейн Тернер стоял, прислонившись к автомобилю, в коричневом костюме и казался как-то по-особому крутым.
— Ну что? Повезло? — спросил он уже в машине.
— Еще как. О, Соломон, Соломон! Он видел, как Лейк проехал мимо его дома около семи двадцати. Все остальное полностью соответствует данным отчета полицейского, который первым опросил свидетеля.
— У меня тоже ничего существенного. Но это и неудивительно. Люди в таких кварталах, как правило, не любопытны, живут только своим домом, а в такую жару вообще стараются не выходить из помещения, где работает кондиционер и есть холодное пиво в холодильнике.
— Что же мы теперь будем делать?
— Посмотрим на все с самого начала.
— Какой-нибудь цветочный грузовик он заметил? — спросил Гримсбо, запуская двигатель.
— Нет, только с маркировкой кабельного телевидения или что-то в этом роде.
— О нем мне тоже говорили. А что насчет Уотерса?
— Да ничего. Ты же сам его видел, Френк. Наш клиент должен быть чертовски умен, правильно? А Уотерс — типичный неудачник. Прыщавый мальчик, у которого только начинает пробиваться пушок на подбородке, и больше ничего. Из школы его выгнали, из десятого класса. Тогда ему было восемнадцать. Затем работал в газовой компании, был посыльным в «Сейфвей». Потом потерял работу, когда его арестовали за то, что он играл своим членом напротив окна шестнадцатилетней девочки. Отец этой девочки чуть не вышиб ему мозги.
— Да, очень трогательная история, — заключил Гримсбо.
— У парня нет никакой личной жизни. Он живет вдвоем с матерью. Несколько дней я следил за ним. Это настоящий робот. Каждый день он повторяет один и тот же маршрут. После работы заходит в бар, который находится как раз на полпути от дома. Там он разговаривает только с барменом. Сидит сорок пять минут и идет домой, чтобы смотреть весь вечер с матерью телевизор. Я разговаривал и с его боссом, и с его соседями. Если у Уотерса и есть друзья, то он их здорово ото всех прячет. На работе в качестве посыльного цветочной компании он продержался больше, чем где бы то ни было еще.
— Ты что, исключаешь его из списка подозреваемых?
— Да он просто грязный закомплексованный мальчишка, но на роль нашего убийцы совсем не подходит. Здесь тупик.
— Что ж, значит, у нас вообще ничего нет, дружище.
Глен Майклс вошел в комнату как раз тогда, когда Вейн и Френк заканчивали свои отчеты об опросах в Мидоус.
— Что-нибудь нашел? — поинтересовался Гримсбо.
— Ничего. Словно вообще никого не было. Я как раз закончил работать в лаборатории. Все отпечатки пальцев принадлежат только жертвам и либо Лейку, либо кому-то из соседей. Ничего не дал и тест на ДНК. Никаких посторонних волос, никакой ткани или спермы. Все чисто, джентльмены.
— Да, он действительно знает, как работает полиция.
— Я сам начинаю верить в это. Никогда не видел так чисто сработанного убийства.
— Как бы там ни было, — проговорил Майклс, — а я сматываюсь отсюда. Эта жара доконает меня.
Тернер посмотрел на Гримсбо.
— Этот придурок по-настоящему начинает меня раздражать. За что ни возьмемся — все чисто. Ни волоска, ни одного отпечатка, ни одна живая душа его не видела. Мы опросили кучу свидетелей, и все показания чисты тоже — ни за что нельзя зацепиться. Посторонних никто не замечал, незнакомых автомобилей не видел. Да как же он тогда в дом-то проник?
Гримсбо ничего не ответил, встал со стула и направился в кабинет, где они держали все досье по делу.
— Ты что? — не выдержал Тернер.
— Кажется, кое-что есть… Верно — вот, смотри.
Гримсбо достал отчет из общей папки и показал его Тернеру. Это была страничка текста, в которой диспетчер службы 911 заявлял о звонке, сделанном Питером Лейком.
— Посмотри, — предложил Френк.
Тернер прочитал указанную страницу несколько раз.
— Время. Обрати внимание на время. Лейк звонил в 911 в восемь пятнадцать.
— Да, ну и что?
— А Соломон сказал, что видел своего соседа, возвращающегося домой в семь двадцать. По Си-эн-эн как раз передавали спортивные новости.
— Тела валялись прямо в гостиной, — продолжил Тернер.
— Сколько могло понадобиться времени, чтобы припарковать машину и открыть дверь? Пусть даже Лейк не спешил, а Соломон ошибся на несколько минут — все равно не сходится. Он должен был позвонить около семи тридцати.