Книга Далия Блэк. Хроника Вознесения - Кит Томас

Их брак развалился в следующие несколько месяцев.

Саша переехала к сестре в Румынию. Петров, пребывая в депрессии и чувствуя себя потерянным, решился на радикальную перемену: вместо того чтобы вглядываться в космос, теперь он решил смотреть только на твёрдую землю под ногами. Отсюда и переезд в Калифорнию для разведения лошадей.

Мне потребовалось несколько дней и множество телефонных звонков соседям Петрова, чтобы его разыскать. Несмотря на то что в Штатах он живёт всего несколько лет, по-английски он говорит на удивление свободно. Ему нравится общаться с людьми и рассказывать о своей работе на «Роскосмос» – государственную корпорацию по космической деятельности в России, а также о своей работе над Импульсом в ней.

Был один английский писатель, или поэт, который сказал: «Мир кончится не взрывом, но шёпотом»[36].

Цитата не совсем точная, конечно, но смысл ясен. Любые войны, любые бомбы – это трагедия, конечно, однако все они – человеческих рук дело. С другой стороны, несмотря на то что торнадо, ураганы и цунами явления естественные (время от времени планете нужно расправить плечи и показать людям, кто здесь хозяин), их тоже можно предсказать. В нашей метафоре это всё можно отнести ко «взрывам»: мы ожидаем их, мы знаем, что они нанесут значительный урон, но мы также знаем, что после всего этого жизнь снова пойдёт своим чередом. Каждая война однажды заканчивается. Каждая буря стихает.

Но вот шёпот…

Тот самый шёпот, который услышала в ночь открытия Импульса ваша американская учёная… В отличие от неё, мы искали именно это. Видите ли, в то время довольно много наших радиотелескопов было направлено как раз на скопление галактик Пуля, чтобы отследить таинственный сигнал, крохотную частичку которого нам удалось записать несколькими месяцами ранее. Под «частичкой» я подразумеваю всего несколько цифр, а это как если бы мы знали две-три ноты из целой песни. Недостаточно для анализа, но достаточно для того, чтобы заинтриговать даже самых скептически настроенных астрономов.

Говоря о «скептически настроенных астрономах», я говорю о себе.

Я родился в Ленинграде. Мой отец был военным, который быстро сделал карьеру благодаря своей невероятной целеустремлённости. Он был совсем не таким, какими обычно представляют военных: вопреки стереотипам он был любящим и заботливым человеком, который души не чаял во мне, своём единственном сыне. Отец умер, когда мне было десять. От рака. Я был сам не свой от горя, как вы можете догадаться. Я даже сохранил в шкафу отцовскую форму и всё мечтал надеть её на получение диплома.

Что и сделал в двадцать три года.

У меня всегда был математический склад ума. И до сих пор так, если честно. Не знаю, в чём причина, но я запоминаю числа даже лучше, чем лица. Некоторые мои знакомые предполагали, что у меня фотографическая память, однако сам я так не считаю. Я просто мыслю практически. Уж не знаю, из-за тренировок или благодаря природным способностям, но я могу разделять свою память на разные части. Звучит как клише из мнемотренингов, однако я представляю это как своеобразный архив документов, вроде большого металлического шкафа с файлами. Там есть папка для языков (я говорю на трёх), папка для астрономии и папка для математики.

Мне пришлось задействовать каждую из этих трёх «папок», когда мы обнаружили Импульс.

Было около полудня – как правило, самое скучное время на работе. И вдруг я получаю уведомление: наше оборудование в Пушкине[37] засекло что-то необычное. У нас там стоит много радиотелескопов «RT-22»[38] – далеко от любопытных глаз и ушей, рядом расположены разве что какие-то деревенские дома. Ну, то есть их было много – в последующие месяцы там всё разбомбили… Но это уже другая история.

То, что я собираюсь вам рассказать, наверняка отчасти вам уже известно, и всё-таки мне хотелось бы предоставить больше подробностей. Не думаю, что история Импульса когда-то была – или когда-нибудь будет – рассказана полностью, несмотря на все ваши усилия. Простите, но эта история всё-таки слишком сложная, чтобы её можно было охватить со всех сторон.

В общем, это был не первый подобный сигнал, обнаруженный в России.

Импульс, который «открыла» Далия, был вторым. Первый, вплоть до этого самого момента, был… Как вы там говорите – похоронен в анналах истории? Да. А случилось это, потому что мы не понимали, что именно нашли. Гениальность Далии заключается в том, что она пыталась понять значение Импульса. А мы (и в этом была наша ошибка) просто пытались записать его – и оставить понимание другим. Так в моей стране в то время было заведено.

Самый первый сигнал мы обнаружили где-то на три дня раньше Далии, он исходил примерно из того же сектора космического пространства. И хотя этот сигнал был слабее, он нёс в себе ту же самую информацию – другими словами, там был похожий код.

Мы сказали о сигнале своему начальству, и нам тут же велели об этом помалкивать.

И мы подчинились.

Я вырос в бюрократической системе. В каком-то смысле это даже облегчало жизнь. Иногда я совсем не завидовал людям, занимавшим более высокие позиции: им постоянно приходилось принимать решения, а это порой может быть довольно утомительно и даже опасно.

Так что, послав записанный нами кусочек Импульса людям, ответственным за принятие решений, мы с лёгким сердцем о нём забыли. Ну, может, я в тот вечер немного поразмышлял о его происхождении по пути с работы, но размышлял я недолго. К тому времени, как я добрался домой и сел ужинать, Импульс превратился для меня в далёкое воспоминание.

Собственно, этим моё участие во всей истории с Импульсом и ограничилось.

Через несколько дней мне сообщили, что начальству очень не понравилась информация, которую мы им отослали. Ходили слухи, что это было оружие, возможно, американское. Я-то, впрочем, знал, что это не так. Это был сигнал откуда-то из самых далёких уголков космоса. Это не было оружием, и уж точно не было создано человеком.

Когда началось Вознесение и про «открытие» Далии Митчелл написали в наших газетах, я только усмехнулся. Жена, увидев мою улыбку, спросила, что мне об этом известно. И я сказал ей, что смеюсь над тем, как американцы всегда приписывают себе все научные открытия, когда на самом деле другие люди частенько натыкаются на то же самое явление одновременно с ними.