Книга Убийство Халланда - Пиа Юль

21

Ведьмы всей нашей окрути оказываются в смертельной опасности каждый раз, как какой-нибудь новый автор выскажет мнение, признающее их бред за действительность.

Монтень «Опыты»

В самом начале. По вечерам, прежде чем сесть смотреть телевизор, мы читали, беседовали. Как-то вечером, в самом начале, Халланд рассказал о гипнотизере, на которого он ходил еще мальчиком. Тот внушил группе подростков, что они куры, но Халланд не верил, что их на самом деле загипнотизировали, он по сию пору был убежден, что это надувательство.

Мне тоже довелось присутствовать на одном из таких сеансов — тот же самый гипнотизер, только постаревший. Я — поверила. Услышав это, Халланд спросил: «Почему?» Мой аргумент превратился уже в анекдот, я часто его рассказывала. Но теперь слова застряли у меня в горле.

Я боялась, что гипноз на меня подействует, хотя уселась в самом конце зала и мотала головой и бормотала «нет-нет-нет», закрываясь от голоса и взгляда гипнотизера. Восприимчивые же поднялись на сцену, их просили вытворять всякие глупости, что они и делали. Им предложили «выпить»: они сидели и весело чокались воображаемыми бокалами и явно захмелели. «А сейчас вы на порношоу! — произнес металлический голос гипнотизера. — Ханс-Хенрик, что ты видишь?» Ханс-Хенрик был высокий, худой и застенчивый парень из моего класса, который обычно молчал как рыба. Мы затаили дыхание.

«Ну и паскудство!» — выкрикнул он низким, не своим голосом. Зал расхохотался.

Именно этого я и боялась — вот так вот обнажиться, выдать себя, эту двойственность, выдать не столько даже скрытые в моем подсознании желания и фантазии, сколько то, что они так глубоко упрятаны. Я вдруг предувидела во взгляде Халланда, до чего буду похожа на Ханса-Хенрика, и вся эта история перестала быть смешной. Халланд совсем не так ее воспримет, он использует этот анекдот, чтобы меня раскусить. Так я его и не рассказала.

Ночью я закричала: «Ты делаешь мне больно!»

«Где? Где?» — зашептал он. Но на том все опять и кончилось — я не сумела больше ничего выговорить.

22

Рассказывают, в свое время мать жаловалась, что мальчика не приучить к водке, при том что она клала туда сахар. Зато повзрослев, он хотя бы в этом не доставлял матери огорчений.

Х. П. Хансен[28]«Цыгане и бродяги»

Я поехала туда на велосипеде. Как я выглядела? По крайней мере, я приняла душ, как можно аккуратнее забрала наверх волосы и надела длинные серьги, которые качались, когда я крутила педали. Теплынь, тишина, я забормотала «…но и вечерняя заря златой нам дарит поцелуй»,[29]рапсовые поля благоухали, перед выходом я выпила еще одну стопку «О. П.», вернее две, мне хотелось петь, но пока что я приговаривала: «Брандт! Халланд! Брандт! Халланд! Где же вы? Где же вы? Что с вами? Что…» Мне нравилось повторять себя. Бездумно. На меня действовали ритм и «О. П.», мне было тревожно, я была счастлива, было чувство, что я счастлива, но такого не может быть, кто-то купил «Лесной павильон» — почему же мы об этом не слыхали, интересно, слыхал ли Халланд? Если да, он бы мне рассказал, но только что он, собственно, мне рассказывал, в последний раз мы там были давно, наверное два года назад, мы еще захватили корзинку с едой и сидели на каменной скамье в заросшем саду. Но сейчас он все равно был со мной, мой дражайший муж, обманщик-предатель, мы уже въехали в лес, бук распустился, солнце скрылось, я почти не виляла. Я заслышала музыку еще издали, спрыгнув с велосипеда, я повела его, чтобы оттянуть время, и замедлила шаг. Навстречу мне попались двое-трое подвыпивших ребят, судя по всему, они меня не заметили, они чему-то смеялись.

Войдя в полумрак, я увидела много знакомых лиц, но все как будто смотрели мимо, и только одно просветлело: очевидно, Лассе забыл, что нам с ним нельзя разговаривать, он устремился ко мне, но его перехватила какая-то девочка и повела танцевать. За стойкой бара распоряжалась молодая плоскогрудая женщина, она заглянула мне прямо в глаза, собираясь что-то сказать, но сдержалась. Я взяла разливного пива.

Гость был тут. Он стоял в самом дальнем углу, на противоположной стороне танцплощадки, и разговаривал с какой-то очень светлой блондинкой, волосы у нее были распущены и падали ниже пояса. Должно быть, с ней было весело, он так громко смеялся, мне казалось, я слышу сквозь музыку его смех. Я отвернулась, теперь я чувствовала его спиной. Это напомнило мне то время, когда я была подростком, Гость и его внешность… я словно перенеслась в прошлое. Я постаралась принять равнодушный вид, ведь я уже взрослая. Темные волосы, узкие бедра — не будь у него широкого подбородка, он, пожалуй, был бы красив, зато это придавало ему оригинальность, как раз то, что привлекало меня с самого детства. Это не значит, что так выглядели всякие прочие. Халланд так не выглядел, Трольс тем более. Просто в нем было что-то такое, что зацепило мое внимание, и теперь, стоя спиной к нему, я знала, где он находится. Мне уже ясно было: я все время буду знать, где он находится. Быстро допив пиво, я заказала вторую порцию плюс «Фернет Бранка».[30]Музыка была неплохая, мне захотелось танцевать. Гость уже с блондинкой не разговаривал, она танцевала, она улыбнулась мне. Я было к ней направилась, но тут кто-то положил мне сзади на плечо лапу. Я не сразу его узнала.

— Ты меня извини! — крикнул он. Он слегка гнусавил.

— За что? — прокричала я.

— Я же тебя чуть не арестовал!

Да это Бьёрн.

— Ничего страшного! — прокричала я.

— Чево?

Улыбнувшись, я покачала головой, и ко мне пришло осознание: этот человек — последний, кто видел Халланда в живых, или почти в живых, он слышал, как Халланд что-то сказал, а может, ему послышалось. Можно было ожидать, что я потащу его наружу, где мы могли бы спокойно поговорить, собственно, я этого от себя и ожидала.

— Хочешь станцуем? — проорала я.

— Спрашиваешь! — проорал он в ответ.

Гость стоял уже в другом углу и потягивал пиво. Я танцевала с Бьёрном, к счастью, на расстоянии вытянутой руки, музыка была неплохая. Гость побрился, а вот бедра у него узкие, он наблюдал, надо бы переместиться к нему поближе. Как это так — Брандт исчез, а он здесь, надо подойти к нему и спросить, вернулся ли Брандт домой, хотя я прекрасно знала, что нет. Я улыбнулась блондинке, и закрыла глаза, и отдалась музыке, музыка была неплохая, я кружилась, покачивалась, у поющего был хриплый голос, и пел он не очень чисто, но вполне пристойно, я открыла глаза, чтоб посмотреть на него и, неловко повернувшись, чуть не повалилась на кого-то из сидящих за столиком, Бьёрн куда-то пропал, блондинка — в другом конце, я поискала глазами Гостя и не нашла, сидящие за столиком уставились на меня, ближе всех ко мне была одна женщина, она схватила меня за локоть и поднялась, явно вознамерившись вывести меня вон, но я стала сопротивляться. «Пошли!» — крикнула она, подталкивая меня. Народ расступился, я хотела сказать ей: как будто Моисей разделил воды, но она продолжала меня подталкивать, к тому же было чересчур шумно; мы вышли в проход, где выстроилась очередь в женский туалет, а потом она выпихнула меня наружу. Обернувшись, я узнала ее: коротковолосая пожилая кассирша из «Бругсена», я всегда становилась к ней, потому что она быстрая и здоровается.