Книга Дорога перемен - Джоди Пиколт

— Да? — отвечаю я, сразу решая: «не приду». И едва воздерживаюсь от того, чтобы не спросить, не беременна ли она. — И как его зовут?

Пока Джоелен рассказывает мне биографию Эдвина Кабблза родом из Чеви-Чейз, штат Мэриленд, я успеваю доесть заказ, допить и свой коктейль, и коктейль Джоелен. Заказываю еще две порции. Их тоже выпиваю. Пока она рассказывает мне историю их знакомства на костюмированной вечеринке в честь Четвертого июля (он нарядился моржом, а она — Скарлетт О’Хара), я пытаюсь поставить прямо зонтики в густом соусе с семечками, который подали к утке.

В прошлом году, когда я приехал выступить в училище, мы направились в то место, где оба потеряли девственность, — в поле в каком-то заповеднике, которое в конце лета становилось пурпурным от цветущего дурмана. Мы сидели на капоте ее автомобильчика и пили шоколадный напиток, купленный в ночном магазине, а потом я лег на траву и стал наблюдать за наступлением ночи. Джоелен сидела устроившись между моих согнутых коленей, как в кресле, она облокотилась на меня — через наши рубашки я чувствовал застежки на ее бюстгальтере. Она в очередной раз призналась мне, что давно пожалела о том, что порвала со мной, а я напомнил ей, что это я был инициатором разрыва: однажды я понял, что уже не тот, что раньше. Как угольки на барбекю — только что были оранжевыми огоньками, но не успеешь оглянуться, как они превратились в серый пепел. С этими словами я обхватил руками ее грудь, она меня не остановила. Потом она обернулась и начала меня целовать, поглаживая руками мои ноги в плотных штанах цвета хаки, а когда я возбудился, заметила: «Теперь, Сэм, я бы сказала, что ты чувствуешь себя по-другому».

Джоелен продолжает разглагольствовать об Эдвине. Я перебиваю ее:

— Ты единственная из моих девушек, которая выходит замуж.

Она смотрит на меня с искренним изумлением.

— А у тебя были другие девушки?

Несмотря на то что нам еще не подали горячее, я прошу принести чек. Я угощаю — это мой свадебный подарок, ведь обычно каждый платит за себя. Кажется, она совершенно не замечает, что лапшу и телятину со стручками гороха еще не принесли, но, с другой стороны, она вообще мало что съела.

— И не нужно отвозить меня домой, — говорю я, чувствуя, как краснею. — Я вызову Джоли или Хадли.

Насколько я успел заметить, официант — горбун, и, так как чувствую себя неловко, достаю из кошелька еще пару долларов. Вместе с чеком он приносит ананасы на шпажках и печенье с предсказанием. Джоелен смотрит на меня, и я понимаю, что она ждет, когда я разломлю печенье.

— Ты первая, — говорю я.

Словно ребенок, она ныряет пальцем в лужицу из ананасового сока и ногтем, как стамеской, разламывает печенье.

— «В твоей улыбке великая красота и удача», — читает она, довольная предсказанием. — А у тебя что?

Я разламываю печенье.

— «Куда ни поверни — везде найдешь успех», — читаю я, беззастенчиво перевирая написанное. На самом деле в предсказании говорится какая-то ерунда о гостях издалека.

Когда мы выходим из ресторана, Джоелен берет меня за руку.

— Эдвину повезло, — говорю я.

— Я зову его Эдди. — И после паузы: — Ты действительно так думаешь?

Она настаивает на том, чтобы отвезти меня в Стоу, говорит, что, возможно, это наша последняя встреча с ней в роли незамужней женщины. Я не возражаю. Где-то на полпути, в Мейнарде, она останавливается у церкви — у старой новоанглийской церкви, обшитой белыми досками, с колоннами и колокольней. Джоелен разваливается на своем сиденье и открывает люк в крыше автомобиля.

У меня такое чувство, что нужно бежать. Я беспокойно ерзаю на сиденье, открываю бардачок и роюсь в нем. Карта Мэна, губная помада, две линейки, шинный компрессор, три презерватива.

— Почему мы остановились?

— Боже, Сэм, я все время за рулем. Неужели я не могу немного отдохнуть?

— Может быть, я сяду за руль? Вылезай, садись на место пассажира, а я поведу. Тебе еще назад возвращаться.

Рука Джоелен, словно краб, шарит по приборной доске и опускается мне на бедро.

— А я никуда не спешу. — Она картинно потягивается — ее грудная клетка поднимается, а грудь выпирает из-под блузки.

— Послушай, я не могу.

— Чего не можешь? — удивляется Джоелен. — Не понимаю, чем таким мы занимаемся.

Она тянется ко мне, чтобы ослабить галстук и расстегнуть мою рубашку. Стягивая галстук через застегнутый ворот, она, словно веревкой, обматывает им свои руки, продевает в полученное кольцо мою голову и оставляет сцепленные руки на затылке. Потом притягивает меня к себе и целует.

Она божественно целуется.

— Ты же обручена, — говорю я.

Потом мои губы встречаются с ее губами, словно эхо прижимающимися к моим.

— Но я же не замужем.

С удивительной сноровкой она перебрасывает ногу через ручку переключения скоростей, поворачивается и усаживается мне на колени.

Мне кажется, что я начинаю терять контроль. Я старюсь к ней не прикасаться. Я цепляюсь за послушные крепления ремня безопасности, но она берет мои руки и кладет их себе на грудь.

— Что тебя, Сэм, останавливает? Это же я.

«Что тебя останавливает?» Ее слова повисают в воздухе. Наверное, моральные принципы. Идиотизм? В моих ушах шумит, шумит все сильнее, когда она трется об меня. Ее рука соскальзывает вниз на мои штаны, я чувствую ее ногти.

Шум в ушах и «что тебя останавливает»? В голове продолжает гудеть, и в какой-то момент я понимаю, что за происходящее не отвечаю, не отвечаю за свои руки, рвущие на ней одежду. Я чувствую вкус кожи на ее сосках, а она прижимается все крепче… Помнишь, малышка, как мы валялись на этом поле в свои пятнадцать, а перед нами, как сокровищница, — вся жизнь; и любовь нашептывала тебе в девичье ушко? Помнишь, как легко было клясться навсегда?

Когда все заканчивается, ее волосы падают на плечи, а наша одежда валяется на переднем сиденье. Она протягивает мне свои трусики, чтобы я вытерся, и улыбается, чуть приоткрыв глаза, когда вновь забирается на водительское место.

— Приятно было повидаться, Сэм, — говорит она, хотя мы еще не доехали до моего дома километров десять.

Джоелен надевает блузку, но бюстгальтер оставляет на заднем сиденье на учебниках и собирается вести машину голышом ниже пояса. Она говорит, что все равно никто, кроме меня, ничего не увидит, а потом просит подстелить мою валяющуюся на полу футболку себе под зад, чтобы не намочить красные вельветовые сиденья.

Когда она подъезжает к дому, я не целую ее на прощание. Я просто молча выбираюсь из машины.

— Можно я оставлю футболку себе? — спрашивает она, но я даже не считаю нужным отвечать. И поздравлять ее с грядущей свадьбой тоже не собираюсь — я думал, что разверзнутся небеса и меня поразит молнией. Боже мой, мы занимались этим у стен церкви!