Книга Кольцо принцессы - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он спустился до опушки леса и, спрятавшись там, сунул в рот очередную таблетку «Виры». Это было признаком одичания — Герман явственно ощутил боязнь выйти к человеческому жилью в дневное время, и понимая это, он сидел в зарослях шиповника, боролся с собой, будучи уверенным, что все равно не тронется с места, пока не стемнеет. Иногда теплый ветерок наносил его запах на пасущихся коров, и те вскидывали головы с настороженными, ушами, словно чуяли зверя. Прошел час, другой, третий — из дома никто не появлялся, а вместе с вечерним светом, озарившим уютную, благодатную долину, и одновременным воздействием допинга, Шабанов ощутил некоторое облегчение, раздвоенное зрение кое-как собралось в одно и стало ясно, что изба с крышей, как у китайской фанзы. В половине восьмого из дома вышла раскосая, черноволосая девочка лет десяти, взяла хворостину и погнала скот ко двору. Он вспомнил, что девочкам-китаянкам специальными деревянными башмаками уродуют ступни ног, оставляют их детскими и они ходят так, что ветром качает — у этой, кажется, все было в порядке, носилась за овцами по выгону и лишь пятки сверкали.
Через полчаса наконец-то появились взрослые, приплыли откуда-то, потому как мужчина принес лодочный мотор. С ним прибежала и развалилась на крыльце толстая черная собака, и чуть позже пришли женщина и мальчик лет восьми. Лиц из-за сумерек уже не рассмотреть, но показалось, у хозяина хутора борода и волосы рыжеватые. Шабанов рассчитывал дождаться полной темноты, успокаивая себя тем, что, если здесь засада, ночью легче скрыться, но отсидеться не удалось — выдал пес. Вероятно, напахнуло ветерком, и он почуял, вскинулся, залаял с крыльца, затем помчался прямо к Герману. Из дома никто не выбегал, в лесу висела полная тишина, ни переполоха, ни тревоги, хотя собака со злобным лаем закружила от него в двух метрах, счесывая с себя шиповником линялую шерсть. Будь тут засада, уже бы летели со всех сторон…
— Заткнись! — сказал Шабанов. — Чего орешь?
Пес на секунду закрыл рот, насторожил уши, и тут Герман разглядел его породу — чау-чау! В собаках он особенно не разбирался, однако этих лохматых увальней знал отлично: у начальника штаба в Подмосковье был точно такой же экземпляр, разве что молчаливый и совсем не злой. Ходил с хозяином на работу и с работы, летом страдал от жары, а все окружающие — круглый год от бесконечных рассказов влюбленного в свою псину хозяина. Шабанов знал об этой твари если не все, то почти все…
Родина чау-чау — Тибет, где ее использовали в качестве охотничьей, ездовой и сторожевой.
Откуда взяться чистопородной тибетской собаке в такой безлюдной глухомани?…
Прошло минут пять — пес лаял ничуть не ослабляя азарта, но хозяин даже на крыльцо не вышел. Через некоторое время там появился мальчишка, постоял, пописал и невозмутимо удалился, а скоро появилась женщина с подойником и преспокойно направилась в хлев, куда девочка загнала коров.
Это было хуже, чем засада, не известно, что ждать. Или они привыкли тут, что чау-чау по вечерам на кого-то лает в лесу, или настолько самоуверенны и спокойны, что им все до фонаря. А ну как действительно выйдет тигр или медведь? Может, тут тибетские монахи живут? Их вроде как с детства натаскивают быть невозмутимыми, что бы не происходило…
Хозяйка появилась из коровника с полным подойником и, даже не оглянувшись, понесла его в дом: Шабанову вдруг захотелось парного молока, вкус которого он помнил с детства. Сейчас бы взять полную солдатскую кружку и выпить залпом! По вечерам они с сестрой всегда ждали, когда матушка подоит корову, и сидели наготове со своими посудинами, уже накрытыми кусочком марли…
Тем временем девочка растопила летнюю печь под навесом и загремела посудой, а хозяин с мальчиком принялись развешивать по забору мокрые сети. И все делалось на этом хуторе молча, без единого слова, будто глухонемые тут жили! Подспудно Шабанов все время прислушивался, хотя из-за сверлящей боли в ухе звуки воспринимались искаженными, как эхо в пустой бочке. Только собачий лай, гремевший рядом, слышался отчетливо, да вся беда, псы в Китае, России или на Тибете брехали на одном языке. Лесная семейка эта, прямо сказать, выглядела странно и не внушала доверия. Мало того, когда сумерки сгустились, в доме и на улице внезапно вспыхнул электрический свет, показавшийся особенно Ярким, даже слепящим.
Но вокруг на добрую сотню километров ни столбов, ни проводов! И не слыхать, чтобы работал движок электростанции…
Этот не сопоставимый знак цивилизации окончательно сбил охоту выйти к хуторянам, по крайней мере, сейчас: очень уж похоже на ловушку, куда его три дня словно подталкивали. Коль начата облава на «Принцессу», то охотники, должно быть, знают, что девица эта с величайшим гонором и просто так в руки не дастся; заполучить ее можно лишь хитростью, усыпив бдительность нынешнего владельца чем-нибудь в виде кружки парного молока и уютной постелью в теплом доме. И потому не реагируют на собачий лай, зная, что клиент явился к западне и теперь его надо заманить приманкой, например, домашним очагом, электрическим светом, чтоб сам пришел. Инструкций, как действовать в подобном случае, Заховай не дал, верно, не рассчитывал на такую ситуацию, однако Шабанов сам мог принимать решение в зависимости от опасности, грозящей «Принцессе»: сразу рвануть кольцо и лишить ее жизни, или выбрать промежуточный вариант — зарыть в землю, утопить в воде, чтоб впоследствии можно было достать. Конечно, если тут засада, не плохо бы поморочить охотникам головы, спрятать изделие, выйти на хутор, попить молочка, выспаться, не исключено, и ухо полечить. И посмотреть, что станут делать, по-каковски заговорят, начнут ли интересоваться содержимым «малямбы», а там уже и сориентироваться…
И ответить наконец на вопрос — где я?
Но ведь, сволочи, могут так все организовать, не почувствуешь, как влетишь! Убедят, например, что он находится на территории России, вызовутся помочь пилоту, попавшему в беду, и тогда на хуторе непременно окажутся русские — у хозяина, вон, вроде борода рыжая, хотя дочка у него определенно китайского или японского вида. А когда Шабанов откопает «Принцессу», вернее, приблизится к месту, где ее спрятал, тут и навалятся…
— А ху-ху не хо-хо? — вслух спросил Герман у собаки. — Пойди и так передай хозяевам. Мы тоже умеем хранить молчание и спокойствие. Чау-чау!
Он отошел поглубже в лес, но так, чтобы не терять из виду усадьбу и прилегающую территорию, сел под камень и, невзирая на сопровождающего пса, принялся чистить ухо. На хуторе ужинали возле печки под навесом, сидели чинно, по ранжиру, и как только встал хозяин, вскочили все остальные — правила были строгие. Отец семейства с мальчиком ушли в дом, жена с дочкой перемыли посуду и принялись что-то печь — хлебный запах достиг леса!
Эх, сейчас бы не просто кружку парного молочка, а еще бы и горбушку горячего черного хлеба!
Чтобы не искушаться, Шабанов переместился ближе к реке, но с пекарни по-прежнему наносило вкусными запахами, и тогда он сел у поленницы аккуратно сложенных дров и стал нюхать НАЗ, где лежала «Принцесса». Яркий электрический свет на хуторе притягивал взгляд и чуть слепил, скрадывая окружающее пространство, и потому он не заметил приближающейся опасности. И шагов услышать не мог: шорох в ушах и болезненный гул в голове делали воздух ватным, беззвучным, так что лай чау-чау, казалось, доносится издалека. Фигура человека будто выросла из-под земли в двух саженях от Германа, и бесформенная, освещенная лишь со спины и потому темная, медленно двинулась в его сторону.