Книга Пыльная корона - Дарья Симонова

Сегодня на повестке дня Евочка. Все хотела-хотела его и наконец за столько лет придумала предлог. Смешные они, эти интеллигентки… Давно бы уже пришла к нему без церемоний — и он помог бы ей справиться с гормональными всплесками. Открыла бы дверь ногой и оказалась бы голой под плащом. Избушка-избушка, повернись к лесу передом, ко мне задом и немно-о-жечко наклонись! Ну… в общем, как-то так. Но нет — надо придумывать какие-то скучные дела, пустые хлопоты. Говорильня, трата времени, а жизнь одна, и бонусов не ожидается. Может, сказаться больным, пока не поздно, — и поехать искать перспективных шмар? Впрочем, они никуда не денутся — особенно девки из соседней квартиры. Потратим сегодня вечер на Еву. Но ни в коем случае не дадим ей надежду — ведь самка человека сразу станет агрессивной и отхватит у самца самое дорогое.

Как многие неудовлетворенные сластолюбцы, Комендант талантливо играл гурмана. Дескать, ему трудно угодить и никто не нравится. Не родилась еще такая… и прочие глупости. На самом-то деле она родилась. Его единственная и неповторимая история на втором курсе. Остроносая красавица с легкой хромотой из-за перелома лодыжки. Вот она была самой лучшей. Редкое и даже опасное для организма отсутствие природной агрессии — которое, говорят, имело нехорошие последствия. После их расставания маятник качнулся в другую сторону. Но пока они были вместе — недолго! — ангел был с нею… Потом, когда Комендант не от большого ума приударил за ее подругой, — она после каскада слезинок только улыбнулась и отпустила его на все четыре стороны. Но расстались они не из-за этого. Чванливое дипломатическое семейство не разрешило дочке крутить любовь с простым парнем из провинции…

С кем бы она ни была теперь — это неправда! У нее ничего не может быть. Она, наверное, умерла. Да, так было думать удобно. Хотя она пусть живет, а сдохнет ее желейно-подбородковая мамаша. Если бы не она, Коменданта миновало бы столько ядовитых чаш…

Он вынес на себе тяготы трех браков и более самому себе такого не желал. Любой союз — это унижение, унижение и еще раз унижение. Вопрос его прочности и длительности лишь в том, когда кому-то из двоих соучастников этого кошмара надоест быть опущенным. Комендант попытался забыть эти «многия печали», оставив только выжимку практического знания. Больше никаких порядочных девушек! Они — самые опасные пираньи. «Я девушка порядочная, поэтому беру дороже» — известный анекдот. Никаких более благополучных и сытых. И вообще любая норма, в конце концов, обернется жадной и жестокой особью. И потому с некоторых пор Комендант испытывал стойкое влечение лишь к женщинам на грани самоубийства. Вот они отдаются без страха и упрека и без глупостей. Ладно, так уж и быть, самоубийство можно заменить глубоким отчаянием. Главное — чтобы она была живая от боли, живая, дикая, сладкая от своей обреченности. И запах этих терпких миазмов он чуял за версту. Как отцов старинный приятель дядя Каруш чуял, в какой пельмень его карабахская бабушка спрятала железную пуговицу. Сам рассказывал и смеялся, завораживая бесполезной метафизикой своего дара. Хотя пуговица-то была на счастье, разумеется!

А с Евой можно разговаривать, дерзить, заигрывать. Слушать любимое и запылившееся — джаз, фильмы, прочее искусство, и при этом кушать дешево или вообще она сама приготовит. Не бог весть что, но вкусно — жареную картошку, салат с лососем и оливками, опят в сметане. Хотя и от прочих бонусов Комендант не отказался бы — как это у них бывало. С ней можно смотреть на закат и обдумывать завтрашние переговоры — она не пикнет в поисках внимания к своей персоне. Она не требовательна и едва маняще уловима, как аромат цветущих яблонь. Может, поэтому с ней никогда не получалось… В основе любой привязанности всегда незавершенность.

Призрак Черного шахматиста

Чуть раньше назначенного времени Ева, аристократически ежась в любимом терракотовом палантине, вошла в кафе. Она решила, что оденется располагающе уютно, без вызова, без роскоши, чтобы не создавать впечатление обеспеченной дамочки с претензиями. Ее уже ждали — Ева была слегка разочарована. Она хотела какой-то интриги, а здесь все было прямолинейно. Раз гейша — значит, восточный разрез глаз. Хотя… правильно сделала девица, что именно эту свою характерную примету не стала выпячивать, притом что подробно расписала, во что будет одета. «На голове платок в бирюзовый горошек…» — надо же, как романтично! Ева, стараясь быть уверенной и зрелой — хотя чувствовала себя феерически глупо, — подошла к своей визави:

— Арина? Я не опоздала?

— Что?!

И в этом испуганном и одновременно завлекательном, полном странного маргинального достоинства «что?!» — вот в нем, видимо, было все дело, только Ева сразу это не поняла. И подумала, что девочка придуривается. Так, для разминки. Ищет свой стиль. Интересничает, как Ева в юности. Ей не пришло в голову, что девочка просто ее не расслышала. Именно в эту минуту она, погрузившись в свои мысли, смотрела в окно. Нервным людям очень полезно наблюдать за хаотичным движением. И не слышать, о чем их спрашивают.

Но в дружелюбное русло они вошли быстро. Блинчики с шоколадом. Пирожное «Эстерхази». Ева устала искать подвох уже на втором бокале вермута. Она спросила:

— Сколько ты берешь за… не знаю, как вы, гейши, измеряйте свой заработок…

Арина с самоотверженным рекламным пылом начала выкладывать свой прайс-лист, но вдруг осеклась и, обаятельно икнув, закрывшись гуттаперчевой ладошкой, объявила, что все на свете решается в индивидуальном порядке.

— Скажи, зачем тебе весь этот джаз? Ты учишься на востоковедении или просто увлекаешься Японией, это стойкая мода — но что дальше? Приключения когда-нибудь закончатся, и начнется рутина. Я не просто так это говорю — я хочу предложить тебе более пристойную работу…

— Вы, случайно, не от Шуранских? — быстро спросила Арина, одновременно просветлев и напрягшись.

Что было делать? Ева, конечно, низверглась в игру, не зная брода, и сказала, что да. От Шуранских.

— Так вы знаете… где он?!

— Нет! — испугалась Ева, не успев даже подумать, кто этот он.

Арина печально улыбнулась:

— Понятно. Знаете, но не скажете.

Ева поняла, что попала в ловушку собственной лжи и надо выбраться из нее с достоинством. Она вздохнула в унисон с барышней и тихо, но твердо, едва сдерживая предательскую суетливость, ответила:

— Нет, Арина, я не знаю. Кто-то наверняка знает, а я — нет. Мне ни к чему играть твоими чувствами. Меня не посвящали в твои тайны. Я не имею отношения к этому.

— Тогда в чем ваше предложение? — Голосок гейшинский завернулся в трубочку и стал глохнуть.

И тут Ева почувствовала, что эта девочка — лошадка робкая, но норовистая, и свой самурайский меч она прячет недалеко. Пришлось вспомнить одну историю — про призрак Черного шахматиста, который завелся в доме одного богатого сумасброда и который может прогнать только гейша. Такой вот интересный пунктик у хозяина! Такая вот экзотическая прихоть! И сколько уже девок ему приводили под видом гейш — всех гнал взашей, потому что чуял подвох. Потом нашлась на старуху проруха — на одной все же срезался, приветил ее, потратил на нее денег полвагона, но потом и ее прогнал. Поскучал еще лет десять, подлечился, и теперь у него снова обострение. Родня опять днем с огнем ищет настоящую гейшу. Боится, что безумец снова отыщет какую-нибудь проходимку и уж теперь ей завещает все своей состояние — деньки-то его сочтены! История словно про принцессу на горошине! Теперь ты понимаешь, девочка, какая тебе предлагается тонкая миссия…