Книга Психея. Забвение - Ellen Fallen

Когда я была на волоске от смерти, попав за решетку, у меня были все шансы покинуть этот мир, даже не узнав, за что так поступили со мной. Я настолько смутно помню все случившееся, будто меня окунули в бочку с мутной водой и удерживали голову, заставляя захлебываться нечистотами. Что говорила, кто и как обращался со мной, кого звала… да можно было сделать со мной все, что угодно в этот период.

После медицинской экспертизы, о которой я так же не помню, выяснилось, что меня неоднократно избивали, повреждения и следы оставались по всему телу, отекшее лицо и разбитый нос, выдранные пряди волос. Моя награда за доброе отношение к ребенку.

Полицейские издевались надо мной, выбивая признание, пока я сменяла полную отключку — бредом. Ко всему прочему в организме нашли кетамин. Даже страшно представить, кому пришло в голову ввести мне его внутривенно. Лекарство, обычно применяемое в ветеринарии для инъекционного наркоза. Отличный вызов мозгу и сердечной мышце, которые тут же отреагировали эпилептическим припадком и достаточно серьезной аритмией, и уже потом полным расслаблением мышц. Превращая меня в желе, те люди, таким образом, мстили мне за то, чего я не делала, будто яда во мне было недостаточно для смерти.

Я начинала медленно ненавидеть Мексику и людей за это дикарское поведение. Повесив на меня смерть ребенка, устроили самосуд с применением нелегальных препаратов, но как сказала моя подруга, я должна быть благодарной за то, что не изнасилована. О, еще как благодарна! Только вот падать ниц не собираюсь.

Грант выдохнул как никто другой, когда пришли все анализы и скрининг. Будто для него это имело огромное значение, дни до этого он вел себя как агрессор, то и дело налетая на всех находящихся в доме. Я избежала этой участи только потому, что находилась в комнате под постоянным наблюдением медицинского работника.

Урон моему организму нанесен колоссальный, но есть положительная динамика, что дает надежду. Примерно таким размытым вердиктом ограничился мой лечащий врач.

— Облокотитесь на спинку дивана, сейчас будет немного больно. — Доктор сидит передо мной в огромной гостиной и каждый раз по приезду произносит эту фразу. — Мне надо снова снять слой нагноения на ране и обработать.

Хочется сказать ему банальную фразу «Что вы знаете о боли», но вцепившись в деревянный поручень со всей силы, я шиплю от боли, распространяющейся до колена. Мужчина сосредоточенно ковыряется в растущей некротический язве, поливает местным антисептиком, от которого мои мышцы снова деревенеют.

— Я могу чуть позже сделать вам еще укол обезболивающего. — Руками в перчатках поправляет свои очки.

— Чтобы превратить меня в овощ, нет уж. Вы считаете, что рана в двадцать сантиметров не требует сыворотки? — с осторожностью спрашиваю мужчину, и пусть Грант сказал, что это доверенный человек, и он обязательно поможет, у меня после всех нехороших случайностей нет никакого желания полагаться на случай.

— Именно так. Увеличение некротической язвы обычное дело при укусе ядовитого паука. Вы сейчас чувствуете повышенное потоотделение, боли в мышцах, учащенное сердцебиение? В данный момент имею в виду, — невозмутимо проговаривает мужчина.

— Вот прям сейчас, когда вы сдираете слой гноя с открытой раны и мажете этими мазями, я едва ли сдерживаю себя, чтобы не взвыть. Поэтому давайте о сердцебиении и прочем дерьме поговорим позже, — скулю, стоит ему содрать гнойную пленку и прижечь очередной лекарством.

— Это ингибитор активности лейкоцитов и агрегации тромбоцитов. Рана зарастет в течение месяца, если вас что-то не устраивает, я могу оставить все, как есть, но тогда вам потребуется обширная трансплантация кожи. — Стоит мне издать дикий вскрик боли, он сильнее сжимает мою ногу и удерживает, позволяя лекарству запениться.

— Я сейчас мечтаю стать Альфредо Балли Тревиньо и раскромсать вас! — цежу сквозь зубы, приподнявшись на руках, ожидая, когда боль утихнет. Мужчина оказался очень удивлен и даже оскорблен моими словами, но не напуган. Я хотела сделать ему неприятно, не намеренно, испытания, выпавшие мне, уже стали невыносимыми.

— Вы себе напоминаете доктора Лектора? Подобные реплики, сказанные в плохое время и не с тем человеком, могли бы сыграть против вас. Но заметьте, я все еще здесь. — В его руках блестит скальпель. — К моему счастью, у вас нет подобной прекрасной практики нарезания человеческих тканей на мелкие куски.

Я сосредоточиваюсь, глядя в одну точку поверх его макушки, чувствуя охлаждающую мазь, и буквально растекаюсь по дивану. Звук разорванного бинта похож на пение ангелов, ты его ждешь, слышишь, и становишься счастливее, чем секунду назад.

— Мне нравится ваша проницательность. Иногда это невыносимо вытерпеть, простите, — произношу извиняющимся тоном.

— И я вас не осуждаю. Мне бы хотелось задать вам вопрос, почему вы сравнили себя с Альфредо? — Он завязывает бантиком усики бинта и начинает собирать свой чемоданчик.

— Вы помогаете предполагаемому убийце ребенка. Психопатке, коей меня выставляют. Это первая ассоциация, пришедшая в мою голову. — Отвожу взгляд, как только он поднимается и начинает возвышаться надо мной.

— В таком случае, почему вы не спрятали труп ребенка в маленькую коробочку, как это сделал Тревиньо? А вместо этого выкинули его тело посреди ночи на видное место? Убийца прячет труп, а тот, кто хочет подставить… — Будто не желая продолжать свои размышления, он указывает на мою ногу. — Несколько недель и все будет прекрасно, больше ходите, не давайте крови застояться. Дальше вы сами справитесь, опасность миновала относительно яда. Но не его последствий, поэтому следите за своими ощущениями. Если станет плохо, обязательно обращайтесь. Всего доброго, сеньора.

Сгибаюсь пополам, проверяя отличную работу врача. Неожиданно я понимаю, что даже не знаю, как его зовут.

— Я забыла ваше имя, — громко говорю я, провожая его до самой двери.

— Вы и не спрашивали, — усмехается он. — Мое имя Хесус. — Наступает мой черед усмехнуться. — Какая ирония, правда? Единственная жертва Лектора с таким неказистым именем. И как вы своевременно вспомнили «Молчание ягнят».

Его удаляющиеся шаги отражаются в пустых стенах дома, сменяясь на шлепающие от домашних тапок. И почему мексиканцы не разуваются в доме? Следы от обуви на полу как признак неуважения к хозяевам. Мне искренне жаль Химену, ей приходится постоянно мыть полы. «Молчание ягнят», поедание плоти, вездесущие слова отпечатались в моей памяти. Грант не единственный верит в это.

Кэрри обходит диван и садится рядом со мной, уставившись на меня во все глаза, как только я возвращаюсь на свое место. Я приподнимаю брови, интересуясь, что за мысль ее одолела.

— Ты находишься под подозрением, твое лицо напоминает окрас леопарда, и шутишь, намекая о способности убить? — Она удивлена, не спорю: язык — мой враг. — Ты сошла с ума?

— Даже если я начну бегать по всему городу и кричать о своей невиновности, раздавать сладости и печь пироги, ты считаешь, они мне поверят? — Вытягиваю забинтованную ногу на диване, укладывая на колени подруги. — Нет, что бы ни делала, сейчас для них я дьявол воплоти, монстр, и мой образ жизни обрастает все новыми жуткими подробностями. Стоит мне показаться на улице, они раздерут меня на части, каждый из тех, кто еще вчера улыбался, будет готов содрать с меня заживо кожу. Так стоит ли молчать, когда больно, бояться выражаться, острить? Я не могу стать другой для них, но и контролировать себя, улыбаясь, когда хочется кричать, невыносимо.