Книга Намерение - Ангелина Алябьева

Глава тринадцатая

Туман. Пелена. Каждое слово, пропитанное насквозь отвратительной ложью, выбивало из легких кислород. Каждая произнесенная клятва смутно запоминалась в воспаленном от размышлений сознании. Вся свадьба. Церемония. Церковь. Все пронеслось в дурмане. Неизвестно, как продержался, находя силы выдавать вранье за враньем. Нагло и уверенно, будто пытался убедить самого себя.

Два чертовых дня Джованни Сальери проверял его. Подозревал, пытаясь откопать информацию, которую Ральф тщательно зарыл. Найти зацепки и понять, кто перед ним. Едва не достиг успеха, узнав, что он не является воспитанником сиротского приюта, по крайней мере, о нем нет информации. Пришлось приложить усилия, чтобы найти другой детский дом с одинаковым названием и предварительно оплатить ложную биографию о том, как его перевели. Беззащитного сироту. От своего же рассказа тошнило. Никогда не жил в таких местах, окруженный жалостью. После смерти родителей прилетевший из Новой Зеландии сводный брат отца взял его на попечении. Точнее — приютил, дабы воплотить через него грандиозные планы о достойном преемнике, так как из — за перенесенной болезни тот не имел ни детей, ни жену. Оставшийся, пусть и неродной племянник, все же лучше, чем усыновленный абсолютный чужак. Так могла бы начаться его другая история. Если бы не воспоминания. Если бы не клятва одержать реванш. Ни на мгновенье не позволял забыться, отстраняясь от всей роскоши и перспектив, что предлагал дядя. Добиться самостоятельно. Стать независимым адвокатом. Быть благодарным, но не обязанным. После смерти приемного отца Ральф взял бразды управления юридической фирмы, но отказался менять фамилию. Вуд. Навсегда. У них тоже когда — то были богатства. Известность. Миллиарды. Отнятое и украденное.

Прикрыл дверь, входя в спальню. Общая комната. Будет делить с дочерью вора. Врага. Не только ее, но и целую жизнь. Черта с два позволит ей получить полное право называться женой и носить его фамилию. Никогда. Был удовлетворен, что предприимчивый тесть не возражал, что любимая доченька может продолжать носить грязное имя семьи. Сальери. Вот почему ненависть к ней увеличивалась от всех высказанных условий. Вместе с превосходством. Она — то слабое место, по которому он нанес удар. Разгромил приоритеты ее отца. Женился по всем итальянским законам. Традициям. Заклеймил официально, как собственность Ральфа Вуда. Не ждать ей ни фамилии. Ни признании и любви. От последнего скривился. Добьется, что его дорогая женушка потеряет голову от любви к нему. Признается. Скажет, не скрывая. И в ту же минуту он сломает ее. Разорвет.

Расставленные в виде сердец горящие свечи освещали погруженную в тьму спальню. Создавали интимную обстановку. Пламя, что горело, находило ответ в его так же сейчас полыхающей душе. Брачная ночь. Да уж, обслуживающий персонал Сальери постарался в подготовке комнаты для молодожен. Рассыпанные лепестки алых роз повсюду. По ковру. По белоснежному покрывалу, застилающему широкую кровать. На зеркальном столике стояли два хрустальных бокала и бутылка шампанского. Проклятая тошнотворная романтика. Прошел дальше, на ходу сбрасывая пиджак и душивший его весь вечер галстук. Небрежно потянул узелок, срывая с шеи тонкую шелковую ткань, и бросая в сторону. Хотелось побыстрее избавиться от одежды, купленной ему в подарок специально от «любимого» тестя. Не оставил шанса для возражений. Дорогой материал раздражал. Привыкший носить деловые костюмы в Италии поклялся ни притрагиваться к подобному виду одежды. Простой стиль. Никакого эксклюзива и пафоса. Обычный рабочий класс.

Распахнул выложенную мраморной мозаикой дверь ванной комнаты, замирая на пороге. В черном кружевном пеньюаре, едва доходившем до обнаженных округлых бедер, к нему стояла соблазнительным задом…его жена. Каштановые волосы, уложенные в волнистые локоны, спадали по спине. Напротив зеркала, отражающего лихорадочный румянец на ее щеках и…зияющею пустоту в огромных зеленых глазах. Не шевелилась, словно могла что — то разглядеть в собственном отражении. Реальность навалилась на него еще в церкви вместе с пониманием. Связался со слепой девушкой. Не отличает ни черное, ни белое. Безуспешно, похоже, прошла этапы лечения, смиряясь с диагнозом. Джованни Сальери умело скрывал недееспособность дочери. Она так же слишком хорошо играла. Отдать должное нужно семье первоклассных игроков, в которую вошел не менее опытным противником. Первая партия уже отыграна. В его пользу. Слепая или зрячая — его жена.

— Ты пришел? — скорее констатировала, чем спрашивала Морганит. Бабочка, что летела к огню, не подозревая, что именно он испепелит ее хрупкие крылышки. Без капли жалости.

— Ты уже чувствуешь меня, — насмешливо пробормотал Ральф. Его голос затем превратился в резкий. Намеренно отрезывающий с железными нотками фразы. — Это твоя обязанность чувствовать меня. Угождать мне. Предугадывать мои желания и…любить.

— Ты искал жену или рабыню? — в тон ему кинула Морганит. Нарочито игриво. Заводила его, доводя до бешенства строптивостью. Дерзким поведением, совсем не подобающем ее ситуации. Другая бы молчала, трясясь от страха перед неизвестностью с мужчиной, на которого никогда не сможет посмотреть.

— Я искал тебя, — серьезно проговорил Ральф. — Кем ты хочешь быть — любовницей, рабыней или женой? Твое желание — это неплохо. Плохо — ничего не желать.

— Скажи, почему ты женился на мне? — снова задала ему интересующий вопрос. Ральф напрягся, принявшись расстегивать пуговицы на рубашки. Распустил воротник, наблюдая за продолжающей стоять в неподвижной позе перед зеркалом девушкой.

— Потому что хотел, чтобы ты принадлежала мне, — пробормотал полуправдиво Ральф. — Что ты пытаешься…хм…разглядеть? Ты же все равно не…

— Не увижу, — закончила за него Морганит, поворачиваясь медленно к нему. В горле пересохло от вида полной груди, скрытой под почти прозрачным черным кружевом. Чертовски сексуальная. Горячая. Не имеющая понятия, наверняка, как выглядит, но пользующаяся заложенным в ней обаянием. Порочным. Как в далекие времена сирены, обладающие способностью завлекать в сети опьяненных моряков сладким пением, так и она пыталась поймать его в ловушку своим обольстительным упругим телом.

— Тебя я тоже не вижу, — прошептала Морганит, приближаясь к нему. Он инстинктивно подался назад, прижавшись спиной к душевой кабинке. Шла, будто знала, где он находится, сокращая расстояние между ними. Остановилась, глубоко вздохнув. Приковывая взгляд к откровенно бросающейся ложбинке. Тонкая талия и плоский живот, обтянутые совсем ненужной тканью. Возбуждение взорвалось, охватывая и без того напряженные мышцы.

— Я тебя не боюсь, — ее голос понизился. Протянула ладонь, приложив к его груди. Наугад, но коснулась обнаженного участка кожи. Там, где бешено билось сердце. Разрывая грудную клетку. Неистово стучало. — Ты — темный и неизведанный мир. Мне ли бояться темноты?

Ее ладони заскользили по его телу, скидывая рубашку с плеч. Прильнула к нему, страстно покрывая шею поцелуями. Так, как делал он. Его же оружием вскрывала невидимо каждую клеточку, проникая обжигающей лавой страсти внутрь. Требуя извержения этими прикосновениями. Невинными и робкими, смешиваясь с жаркими следами. Оставляла на его ключице. Плечах. Не остался в долгу, обхватывая стройную фигурку. Впечатывая в себя. Крепко. Провел по спине, зарываясь пальцами в густые волосы. Намотал на кулак, принуждая откинуть голову назад. Резко поменялся с ней местами. Теперь она — прижата к зеркальной дверке кабины, а он, склонившись, алчно целовал подставленную шейку. Распластал пятерню на ее бедре, поглаживая кожу на внутренней стороне. Отплачивай той же монетой. Пальцы рванули готовую вот — вот потрескаться ткань. Губы прижались к круглым холмикам груди. Сминая и теребя. Доводя до безумия ее. Сходя с ума сам.