Книга Охранитель - Константин Назимов

– Документы нужны, – пояснил Лаврентию.

Тот задумчиво на небо глянул, потер гладковыбритую щеку (как ему удается так себя безукоризненно в форме держать?), а потом сказал:

– Если пообещаешь, что за пару часов управишься, то Прохор тебя свозит. Вечер не за горами, а лекарства Мария Александровна при тебе изволит употреблять.

Хм, а он ведь не то подразумевает! Да и графиня пару раз под его присмотром плесень ела и настойку пила. Подозрительно на Лаврентия посмотрел, но тот и глазом не моргнул.

– Ну, так мы едем-с? – уточнил Прохор, а потом предложил: – Могу коняшку распрячь, верхом-с быстрее обернешься.

Блин! Вот где спалиться-то могу! На лошадях никогда не ездил, как и фехтованию на саблях не обучен.

– Ваня, ты чего погрустнел? – уточнил Лаврентий, заметив происшедшую во мне перемену.

– Отойдем, – кивнул ему в сторону.

Пару шагов от кучера сделали, тот всем видом показывал, что обижен и прислушиваться к нашему разговору не собирается, а сам бочком приближался.

– Прошка! Иди экипаж проверь! – крикнул ему Лаврентий, а потом на меня вопросительно посмотрел.

– Верхом никогда не ездил, фехтовать не умею, а хочу на охранителя экзамен сдать экстерном, – сказал я Лаврентию.

– В селе – и верхом не ездил? – вырвался у него удивленный возглас, но потом он сразу же усмехнулся и потер переносицу. – Говоришь, и на саблях драться не в состоянии?

– Ну, пару раз махнуть сумею, – хмыкнул я в ответ. – Как дубиной.

– Верховой езде при случае научишься, наука невелика. Кстати, охранителей на этот предмет никто не проверяет, считается, что каждый житель империи верхом ездить может. Нет, есть исключения, но подобные люди на данную роль не подходят. Кстати, а на ножах ты можешь сражаться?

– Легко, – отмахнулся я. – В том числе и метать могу, не про это разговор.

– Понимаю, – покивал задумчиво слуга. – Ваня, давай ты пока за бумагами съезди, а я над твоими проблемами подумаю.

На том и порешили. Лаврентий еще пару слов Прошке шепнул и кулаком погрозил. О чем он с ним переговаривался, я не слышал, но кучер взгрустнул и лошадку жалеть не стал – погнал во весь опор. До моего «отчего» дома добрались часа за полтора. Дорога подсохла, дожди не шли, и ни в одной яме мы не застряли. Макар мою проблему выслушал молча. Он только с сенокоса вернулся – удачно я его застал, так как он собрался в поле.

– Ваня, бумаги на тебя имеются, не переживай, они в полном порядке, – обрадовал он меня. – Погодь, сейчас принесу.

Макар отправился в дом, а ко мне подошла младшая его дочь, моя так называемая сестрица, которая дразнила петушком на палочке.

– Братец, ты никак решил в город податься? – спросила она.

– Возможно, – уклончиво ответил.

– Вань, ты если там устроиться сумеешь, вызови меня к себе! – горячо зашептала та, оглядываясь на дом.

– Зачем? – коротко поинтересовался я.

– Мне по сердцу картины писать, – потупила она взгляд.

– Не рисовать, а писать? – удивился я.

– Ага, – кивнула она и нравоучительно, подняв вверх указательный палец, сказала: – Художники пишут!

Подавил в себе улыбку, но не спросить не мог:

– И много ли написала? Есть работы?

– Да ты же их не раз видел! С тобой делилась! – нахмурилась «сестра».

Блин, да я даже имени ее не помню!

– Прости, сама знаешь, в каком состоянии находился. Покажешь?

– Это надо на чердак лезть, батя все туда оттащил и еще грозится печь ими растапливать! – тяжело вдохнула девочка.

– Пойдем, – улыбнулся я, размышляя, как бы ее имя узнать.

– Катька! Ты куды намылилась? За тебя хряк полоть станет?! – закричала на весь двор Лидия, выходя из курятника, но потом узрела меня и экипаж. Женщина постояла да, развернувшись и не сказав ни слова, скрылась в курятнике.

Не захотела подходить, не приняла она меня. Впрочем, не могу осуждать: материнское сердце обмануть сложно. Пусть и божьим человеком являлся ее сын, но он ей был родным, а я – пришлым.

На чердак бани, расположенной за домом, Катерина меня привела и свои картины показала. Н-да, не силен я в живописи, но что-то в рисунках заставляет затаить дыхание и разглядывать пейзажи и людей. Эмоции юная художница сумела передать, да и атмосфера настроения на полотнах присутствовала.

– Мне нравится, – не покривил я душой. – Обещаю, если смогу в городе закрепиться, то попытаюсь тебя устроить.

Девушка взвизгнула и на шею мне бросилась, шумно в щеки расцеловала и заявила:

– Знала, что брат сестру не бросит. Спасибочки тебя, Ваня!

– Ты только петушка на палочке больше не предлагай! – легонько щелкнул ее по носу.

– Договорились! – хлопнула она меня по руке.

– Давай, иди поли, а то маманя осерчает, – сказал ей, когда подошли к экипажу, где с ноги на ногу переминался и хмурился Макар.

Девчушка убежала, мы с ее отцом поглядели ей вслед, а потом Макар крякнул и головой покачал, но сказать ничего не успел.

– Макар, – обратился я к нему, – ты правду знаешь. Мой тебе совет: Катерину без ее воли замуж не отдавай, а рисунки не жги и не рви. Жизнь штука сложная, может так повернуться, что клочок ее мазни, как вы называете, окажется сравним по стоимости с десятком коров.

Специально привел понятный пример, да и стоимость, честно говоря, уменьшил многократно. Никогда не поверит сельский житель, что толстосумы готовы выложить за картину сумму, сравнимую с доходом десятков сел.

– К ней сваты собираются осенью, почти сговорились, – задумчиво ответил Макар.

– Мала еще, годик потяни, для ее же блага, – посоветовал, понимая, что настаивать права не имею. – Да, надо бы мне пару ее картин с собой прихватить, глядишь, покупателя найду.

– Это ты с ней решай, – отмахнулся Макар, а потом протянул бумаги: – Тут свидетельство о рождении и выписка из церковной книги. Зимой тебе исполнится восемнадцать, и сможешь обменять бумаги на паспорт.

– Спасибо, – поблагодарил я и скоро просмотрел бумаги.

Меня поразило одно совпадение: фамилия в документах моя! Являюсь я Иваном Макаровичем Чурковым, уроженцем Тверской губернии, села Ислова. Попытался даже память напрячь, чтобы вспомнить, а не было ли у меня родни в такой деревне. Вдруг попал и в самом деле к своим родственникам, пусть и в другой реальности и времени. Увы, память человеческая коротка, а знание своих корней на такое время не распространяется. Числятся ли у меня в роду крестьяне? Ответ не очевиден, а сам не помню. Кем являлись прадеды и прабабки – знаю, но кто их родители… Эх, подтвердить бы родство! И что от этого изменится? Почувствую себя дома, и? Да и в любом случае того, что занял место в теле их сына, уже никак не исправить и не оправдать. Сам-то понимаю, что тот ушел навсегда, но родным, когда рядом здоровый человек, этого не объяснить.