Книга Трудности белых ворон - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, Люсь, ты извини, мне позвонить надо, бабку проконтролировать, она там одна совсем… — вывел ее из задумчивости его тихий голос.
— Да ради бога. Мне выйти, что ль?
— Нет, нет! – доставая мобильник, испуганно замотал он головой. – Я только голос ее услышу, и все…А то мало ли… Сейчас, я быстро! Извини…
— Ага, давай…
— Норочка! Ну как ты? – тут же тихо заговорил он в трубку. – А давление? Да? Плохо…Ладно, я приеду скоро! Да, в гостях… Да, Норочка, у девушки…Как ты догадалась? А–а–а… Ну все, лежи давай, я скоро. Двери сам открою… Пока…
— Что, болеет? –участливо спросила Люся, глядя в его огорченное лицо.
— Ну да, давление вот подскочило… Прямо беда с ней! Переволновалась вчера очень, и спала плохо…
— А что случилось у вас?
— Да ничего особенного, просто переселение небольшое. Раньше у Норочки в комнате мама жила, а теперь вот я буду… Вчера к нам мамин друг, наконец–то, совсем перебрался. Жить у нас теперь будет. Он хороший мужик, я за нее рад… Вот и пришлось менять дислокацию : я — к бабке, мать — в мою комнату. Да я не против, мы с ней, с бабкой, дружно живем! Только в последнее время сдала она очень, болеет все. Как бабки Виры не стало — они сестры–близнецы, всю жизнь вместе прожили, — так и она гаснуть начала, как свеча на ветру…
Илья грустно вздохнул и снова медленно двинулся вдоль стеллажа, внимательно рассматривая корешки книг. Люся следила за ним задумчиво, думая про себя – никакой этот мальчишка вовсе не гуманоид, маменькин сынок просто. Или бабушкин внучек. Илюшенька–душенька, глупенький и наивный. И все его добрые порывы да рассуждения про лампочки, дырки и сквознячки будут в этом жестоком мире без надобности…
- Люсь, а это кто? — вдруг тихо и удивленно спросил Илья.
Дойдя до конца стеллажа, он во все глаза уставился на большую фотографию: на фоне желто–красных осенних деревьев улыбающаяся счастливая Люся, приподнявшись на цыпочки и вытянув шею, весело выглядывала из–за плеча отца. Между ног у них, зарывшись в осенние листья, лежал довольный Фрам, свалив набок свой огромный красный язык.
- А–а–а… Это мы осенью в лес ходили, листья пинать… Хорошая фотография, правда?
- Это же Андрей Васильевич…
- Ну да, это Андрей Васильевич Шувалов, мой отец… А что? Откуда ты его знаешь?
- Отец? Он — твой отец?! Не может быть…
- Почему это? Да объясни толком! Чего ты на меня глаза вылупил?
- Понимаешь, Люсь, это ведь он — друг моей матери… То есть муж… Или нет, я не знаю, кто… Это он вчера к нам переселился…
- Иди ты… — испуганно соскочила с дивана Люся. – Как это… А ты ничего не путаешь? Может, похож просто?
- Нет… Я его давно знаю! Он к нам пять лет уже приходит.
- Ах, вот оно что… — помолчав, вдруг злобно протянула Люся. — Теперь понятно. Значит, твоя мать и есть та самая роковая врагиня–разлучница…Эк же меня угораздило, а? Никого больше не догадалась в гости пригласить, только тебя вот… Бывает же…
Она снова замолчала, села обратно на тахту в прежнюю свою позу, подогнув под себя ноги, задумалась. Потом, словно пересилив себя, тихо и грустно произнесла:
— Счастливый же ты, Молодец–Гришковец… У тебя и мать, и бабка, и отчим душевный теперь есть… А у меня — только Шурочка. Несправедливо, однако.
- Люсь, я же не знал…
Илья растерянно развел руки в стороны, стоял перед ней соляным столбом и не мог произнести ни слова. Мыслей в голове было много, конечно, но только они никак не желали складываться в какие–либо слова и предложения. Хотелось почему–то попросить прощения, будто именно он один и виноват был в сложившейся дурацкой ситуации. Так и не найдя нужных слов, он сделал большой шаг в ее сторону, наклонился к лицу и проговорил тихо–просяще:
- Люсь, а можно мне завтра прийти?
- Нет, не надо. Иди домой, Илья. И не приходи сюда больше. Никогда не приходи, — отворачиваясь от его склоненного к ней лица, зло проговорила Люся.
- Почему?!
- Да потому! Не дай бог, еще и Шурочка пронюхает, чей ты сын…Да и мне, знаешь ли, тяжело будет тебя здесь видеть.
- Люся, я все равно приду. Я помогать вам буду! Ты прости меня…
- Да за что?
- За маму… Люся, можно, я завтра приду? А мама твоя ничего не узнает! Можно, Люся?
- Иди, Илья.
- Люся, ну послушай…
- Господи, да уйдешь ты или нет сегодня?! Делай что хочешь, зануда! Только сейчас уйди, ладно? Уйди, прошу тебя!
9.
Татьяна Львовна опять сердилась на сына. Повязавшись легкомысленным фартучком с вышитыми на нем красными петухами, довольно–таки нелепо смотревшимися на ее статной фигуре, она резво, но неумело шинковала капусту большим кухонным ножом, взглядывая коротко и возмущенно на Илью, примостившегося тут же, на кухне, на широком тети Норином стуле. Разговор, который затеял сын, совсем ей не нравился. Не вписывался совсем этот разговор в ее сегодняшний праздник, потому как именно сегодня Татьяна Львовна впервые в жизни приступила к женским своим счастливым обязанностям – она варила борщ своему мужу, Андрею Васильевичу Шувалову, с которым начала со вчерашнего вечера полноценную семейную жизнь, – и тоже впервые в жизни, между прочим…
— Нет, я просто не могу этого слышать! Ты сам подумай, что ты несешь, Илья! – сердилась Татьяна Львовна. – И вообще, это не твоего ума дело. И как ты только эту Люсю нашел? Зачем ты к ним пошел–то? Кто тебя просил?
- Да мы случайно познакомились, мам. Я и не знал, что она дочь Андрея Васильевича!
- Знаю я эти случайности твои…
Татьяна Львовна снова с досадой уставилась на Илью, изо все сил пытаясь загнать поглубже сильное свое раздражение – как устала она от этих его непредсказуемых поступков… Уж взрослел бы он скорей, что ли. Не сын –наказание господне. Уперся в нее виновато–настырным своим взглядом и повторяет десять раз одно и то же – слушать же невозможно…
- Правда, случайно, мам. И в гости к ним попал случайно, и видел эту женщину – жену Андрея Васильевича… Ой, мам, ей так тяжело! Да даже не в этом дело … В такой ситуации всем тяжело, наверное. Просто кто–то справляется, а она – нет, не справится. Она не такая, как ты…Я даже представить себе не могу, что с ней будет. И с Люсей тоже. Ну, мам…
- Да какое мне до всего этого дело, Илья! — вздохнув и изо всех сил пытаясь держать себя в руках, спокойно проговорила Татьяна Львовна.
Очень, очень тяжело давалось ей это спокойствие. Можно сказать, несоизмеримо тяжелее даже, чем долгие пять лет ожидания «дня икс», когда Андрей, наконец, решится на свой безумный геройский поступок – будто в горящую избу войдет. Как будто в мире не разводятся каждый день таким образом тысячи мужчин, а тысячи женщин не остаются на какое–то время одинокими и несчастными… Нормальная наша жизнь, только и всего. Татьяна Львовна устала Андрею все время это объяснять, а вот теперь еще и родному сыну приходится…