Книга Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

Ольга: Да. Многое у неё рядом с братом переставало получаться.

П.: А рядом с Галей, соответственно, наоборот… Скажи, а она со мной изменилась?

Ольга: Да совершенно! Другой человек! Совершенно!

П.: В лучшую сторону? Или худшую?

Ольга: Конечно, в лучшую!

П.: А конкретно? В чём конкретно изменилась?

Ольга: Распрямилась. Самостоятельная женщина стала. Уверенная в себе — всё сама. Мать вообще пустила побоку. Да что тут говорить — самостоятельная, уверенная в себе… Наглая.

П.: Наглая? В каком смысле?

Ольга: Приезжает в гости — учит. Как то, как это. Утомила уже. Мало мне того, что Сергей мне всё время тычет, что я на Галю не похожа, не такая работящая. А тут ещё она, когда приезжает помогать, учит. Убиралась бы себе спокойно и молчала.

П.: Значит, изменилась…

Ольга: Да. Раньше ведь она как жила? К примеру, звонок в дверь. Открываем. Стоит в проёме с дочерью. Шаг в квартиру — вдруг валится вперёд, на пол. Вот как есть, в пальто — так и валится. Истерика.

П.: Почему?

Ольга: Этот не любит. Так среди грязной обуви и катается. Дочь смотрит: мама, ты чего?

П.: (Больно… Как же больно… А куда денешься?.. Женщина только через своего мужчину жизнь постигает… Не разберусь… ещё будет кататься… если не разберусь. И только из-за того, что кто-то чаще к р о д н о м у принюхивается, да когда «я» говорит, сопровождает телодвижениями иными, чем те, которые она видеть привыкла… Как же больно…) Так, значит, дочери вся эта история известна?

Ольга: Конечно. Мне вообще это никогда не нравилось, что она дочь во все подробности посвящает. Ей говоришь: подымайся, а она…

П.: Чем объясняла? Свои падения?

Ольга: Он не любит. Так она только из-за этого фигова…

П.: Значит, дочь в курсе всех подробностей… Не из-за любви Галя каталась. У неё депрессия была — она вообще умереть хотела. С ней было бы то же самое, если бы в Центре вообще мужчин не было. Всё равно бы падала, как ты говоришь, как есть. Только иначе бы объясняла.

Ольга: Не знаю, что ты там такое говоришь. Она была влюблена, и такое, как с Галей, бывает сплошь и рядом.

П.: Это не любовь. Это результат своеобразного кодирования.

Ольга: Так он же её не раскодировал. Так оставил. Вот она…

П.: А он и не мог. Такого типа людям раскодирование не по силам.

Ольга: И всё равно, она говорила… Опять же — каталась…

П.: Это следствие, но не любви, а того, что она позволила себе оказаться в обществе некрофилов. С ней было бы то же самое, если бы она просто в Центр ходила, а не, как ты выразилась, «встречалась». Женщины Гитлера тоже все кончали самоубийством. Долго объяснять. Галя очень чувствительна, к тому же конституционально — сомнамбула, истероид, а истерики…

Ольга: А у меня тоже истерики стали случаться. Всё ничего-ничего, а потом как грохнусь на пол! Раньше я такая не была. А вот вышла замуж… и началось. Да у меня и мама так же. И бабушка. Но мама ещё не так, а вот бабушка такого жару давала, что только держись! И по полу, и как угодно!

П.: Постой-постой… Ты говоришь, Галя звонила в дверь, вы открывали, она перешагивала порог и падала?

Ольга: Да.

П.: А в других местах она падала?

Ольга: Не знаю. Нет, наверное.

П.: А почему, как ты думаешь?

Ольга: А всё ясно. Здесь самые близкие ей люди. Я — лучшая её подруга, а Сергей — её брат. Это её тусовка. Может быть сама собой. Расслабляется — и падает… А Сергей… он очень от неё зависит. Очень. О…

П.: У меня какая-то странная ассоциация…

Ольга: Какая?

П.: Она же дома всю жизнь просидела, только раз уехала на месяц в Крым пионервожатой. Возвращалась на самолёте, подлетают к Москве, ей плохо стало, причём так плохо, что когда самолёт сел, вещи бросила и пошла… Хорошо, говорит, Сергей встретил. Без вещей, как сомнамбула…

Ольга: Да, она такая.

П.: А ведь это странно! Ведь когда она ехала из Москвы, ничего с ней такого не происходило… Всё было в порядке, контроль над собой не утрачивала, вещей не бросала… Своё состояние она объясняет тем, что дорога утомила. Но… Что же получается? Приближается к Москве — и сомнамбулизм! И тут — тоже: перешагивает порог — и падает. Здесь, объясняет, падает потому, что экстрасенс не любит. Но ведь когда она возвращалась из Крыма, с экстрасенсом она ещё не встретилась! Да и тебя в её жизни ещё не было…

Ольга: Не бери в голову. Всё бывает.

П.: Бывает, действительно, всё… Но всё равно странно… Какая-то закономерность?.. Так ты остановилась на том, что истерики у тебя начались, как только ты вышла за Сергея замуж?..

Ольга: Да-да. У нас это семейное.

П.: Кстати, у жены Толстого тоже нечто подобное происходило. Я сейчас в архиве музея Льва Николаевича работаю. Разные разности узнаю. Его жена Софочка его в три недели окрутила. А ей всего 18 лет было. Первую сцену она ему в первую же неделю закатила. Выкрутасничала, противостояла ему разве что не во всём, а потом стала ударять за Танеевым. Слыхала такую фамилию?

Ольга: Да. Я же музыкальную школу окончила. Рассказывай. Интересно.

П.: Идеальный стал для неё мужчина. Но соблазнить ей его не удалось по той простой причине, что он, как оказалось, был гомиком. А вот имя своего мужа, здорового мужчины, отца тринадцати её детей, трепала повсюду, обвиняя в гомосексуализме. Представляешь? Здоровый мужчина с естественными желаниями для неё нечто грязное и неприемлемое, гомосексуалистом обзывает, а действительный гомик — идеал мужчины!

Ольга: Ну и что? Такое у женщин сплошь и рядом.

П.: Только не всех объявляют идеальными жёнами. А Софье Андреевне даже выставку посвятили. Мы с Галей ходили недели три назад. А откроешь книгу отзывов, там: «Вот я, наконец, теперь знаю, какой должна быть идеальная женщина, верная жена, хорошая мать…»

Ольга: Ну и что? Меня это не удивляет. Нормально.

П.: Софье Андреевне удалось-таки добить своего мужа, но только на своём 67-м году жизни. А в последний год она превзошла саму себя: могла ворваться в кабинет, изорвать в клочья любимый портрет Льва Николаевича, стреляла, когда он работал, под дверью, имитировала самоубийства, топилась… А уж то, что 66-летняя графиня каталась по полу, — так это как что-то вроде нормы воспринималось…

Ольга: Ну и что? Обыкновенная женщина.

П.: Нет, ты послушай! Самое дикое, что исследователи не додумались ни до чего лучшего, как решить, что Софья Андреевна потому билась в истериках и каталась по полу, что рядом был Лев Николаевич, а вовсе не потому, что гомик-профессор. Или какой иной. Ведь достаточно краткого контакта… А потом это может на всю жизнь…