Книга Тьма надвигается - Гарри Тертлдав

Ванаи еще тесней прижалась к стене.

– Да, – выдавила она, пытаясь съежиться в клубочек.

Конечно, одного раза ему не хватит. Следовало сразу догадаться. Да она и поняла это сразу, пускай надеялась… хотя что проку от ее надежд? Закрыв глаза, она слушала, как альгарвеец одевается. Уходит. Каунианка на улице обозвала ее альгарвейской шлюхой. Тогда это было оскорблением. Теперь стало правдой. Ванаи расплакалась, но слезы не приносили облегчения.

Зима на острове Обуда приносила с собой бесконечные бури, налетающие с просторов Ботнического океана. Даже Иштван мог найти укрытие от них в казарме, скверная погода выводила его из себя. Солдат искренне предпочитал бураны – как пробираться по снегу, он знал. Любой, кто вырос в горных долинах Дьёндьёша, знал о снеге все, что вообще следовало о нем знать.

А вот дождь – дело иное. И в казарме-то скверно, а уж когда единственное твое укрытие – наспех вырытый окоп, совсем плохо. Накидка промокла не насквозь – это означало, что солдат промок не до костей. Он просто промок. А еще его мучил здоровый и вполне обоснованный страх – не приведи звезды небесные, какой-нибудь ловкий косоглазый ублюдок проберется через линию фронта и перережет спящему глотку, так что тот и не проснется. Куусамане, бывало, просачивались в такие щели, что и хорек не пролезет.

Он глянул вниз на куусаманские траншеи и окопы у подножия горы Соронг. Под дождем в лесу разглядеть было почти ничего и невозможно, однако это Иштвана не останавливало. Во сне и на посту он никогда не расставался с жезлом. Вдобавок на поясе у него болтался нож. В такую погоду от клинка будет больше толку, чем от луча, – под проливным дождем жезлы били недалеко.

За спиной его зачавкала грязь. Иштван резко обернулся – никогда не знаешь, откуда подкрадется к тебе куусаманин. Но рослый светлобородый солдат был не из косоглазиков.

– Ты, что ль, Соньи? – прижмурился Иштван.

– Да куда ж я денусь? – пробурчал рядовой.

– Куда ж мы денемся, – согласился Иштман. – Тебе не кажется, что мы чем-то звездам насолили? Иначе б нас давно перебросили отсюда. Хотя, – он примолк задумчиво, – еще неизвестно, что хуже.

– Это как? – полюбопытствовал молодой солдат. – Едва ли бывают места похуже здешних.

– Ну, если так посмотреть, ты, наверное, прав, – ответил Иштван. – А может, и не прав.

Он сам не мог представить себе более скверного места, но насмотрелся на фронте всякого и пребывал в твердом убеждении: хуже всегда может быть. В животе у него заурчало, напомнив, что жизнь и сейчас не сахар.

– Как у тебя с провизией? – спросил он у товарища.

– Мало, вот жалость-то, – ответил Соньи с такой тоской, что Иштван немедля заподозрил его во вранье. Мальчишка становился ветераном. Но уличить его во лжи Иштван мог, только обшарив карманы и вещевой мешок. А он еще не настолько изголодался. Кроме того, Соньи мог и правду говорить, потому что следующими его словами было: – Может, стоит нам пойти тряхнуть косоглазых за кошели?

– Может быть, – согласился Иштван. – Они, понятно, не прирожденные воины, даже близко к тому не подошли – думают, что солдат с пустым брюхом сражаться не может. Да если бы мы четверть тех усилий тратили на снабжение, что они, то так растолстели бы, что из окопа не выбраться. – Дождевая вода стекала с капюшона ему на нос. – Скажи еще, что я не прав!

– Не скажу, – ответил Соньи. – Только ты мне ответь: если мы прирожденные воины, а они – нет, как выходит, что мы до сих пор их с Обуды не вышибли?

Иштван открыл было рот, да так и захлопнул. Это был крепкий орешек – настолько крепкий, что о него и зубы можно было пообломать ненароком.

– А звезды его ведают, – ответил Иштван наконец. Это была несомненная правда и столь же несомненный способ уйти от ответа. Солдат поспешно вернулся к первоначальной теме разговора: – Так как ты смотришь на то, чтобы сползти вниз по склону и прирезать пару куусаман? У них провизии побольше нашего будет, могу поспорить.

– Ну да, – откликнулся Соньи. – Меньше-то некуда уже, верно?

– Надеюсь, что нет, – машинально ответил Иштван и тут же поправился: – И вправду, ради нас ведь надеюсь. – Он забросил жезл за спину и вытащил нож. – Пошли.

«Я готов головой рискнуть ради того лишь, чтобы набить брюхо», – подумал он, выползая из своего укрытия. Потом ему пришло в голову, что лучшей причины и придумать нельзя.

Он двигался бесшумно, как только мог. Шелест дождя заглушал звуки и скрывал лазутчиков от раскосых глаз куусаман, но в то же время глушил шаги дозорных и размывал их силуэты. Иштван прожил так долго только благодаря своей осторожности. Соньи двигался за его спиной, словно тень. Если мальчишка не погибнет по глупости, из него выйдет славный боец.

Дождь лил все сильней и сильней. Иштван не мог разглядеть перед собой ничего за три шага. Весна уже близилась; очень скоро бури начнут слабеть. Иштван уже был свидетелем смены времен года на острове. Но до сих пор этого не случилось, и непогода, должно быть, считала себя бесконечной.

Иштван прополз мимо раздувшегося вонючего трупа какого-то дьёндьёшца – тела куусаман легко можно было отличить по темным волосам. Мертвец будто предупреждал, что лазутчики приближаются к куусаманским траншеям. Или намекал, что они могут не вернуться.

Не успела неприятная эта мысль промелькнуть в голове Иштвана, как на вражеские позиции посыпался дождь ядер. Солдат поднял голову, но драконов-бомбардировщиков не было видно за низкими тяжелыми серыми тучами. Он надеялся, что это были дьёндьёшские звери, но с таким же успехом то могли быть и куусамане. Не раз случалось, что дьёндьёшские драконы обрушивали смертоносный груз на головы своих же солдат; Иштван полагал, что противник тоже не заклят от подобных несчастий.

Солдат распластался на земле. Взрывные волны пытались оторвать его от опоры и швырнуть в воздух. Иштван цеплялся за корни изо всех сил. Куусаманский солдат – не то ошалевший от ужаса, не то, вероятней, застигнутый бомбежкой вдали от укрытия – споткнулся о ноги лежащего и повалился в грязь. Обнаружив друга друга, оба разом вскрикнули. Клинок Иштвана поднялся и опустился. Куусаманин вскрикнул еще раз – от боли, прежде чем противник вонзил нож ему в горло. Вопль оборвался. Тело еще подергалось несколько минут, все слабей и слабей, потом застыло.

Хрипло с облегчением выдохнув, Иштван принялся обшаривать карманы и рюкзак убитого. Нашлись галеты, копченый крепко просоленный лосось – типично куусаманский провиант, – сушеные яблоки и груши. Во фляге солдат держал не воду, а яблочный самогон, который куусамане обожали безмерно. Иштван сделал глоток и вздохнул от удовольствия, когда жидкий огонь прокатился по глотке.

– Соньи! – окликнул он вполголоса и, не услышав ответа, повторил уже громче: – Соньи!

В грохоте рвущихся ядер потерялся бы даже крик.

Иштван оглянулся. Единственным, кто составлял ему компанию под огнем, был мертвый куусаманин. Солдат выругался вполголоса. Возвращаться к своим, не выяснив, что сталось с товарищем, он не мог. Звезды гаснут для тех, кто бросает своих в беде.