Книга Дендрофобия - Наталья Горская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Арнольд Тимофеевич был ещё примерным семьянином, жил с первой женой и дочкой, был у них соседом по лестничной площадке такой Васильчиков с семьёй. Тишайший и милейший человечек, услужливый и исполнительный работник. Работал инженером в районном котлонадзоре, ходил перед всеми чуть ли не на цыпочках и за много лет никто даже голоса его не слышал. Арнольд Тимофеевич даже обрадовался, что сосед у них такой спокойный, когда их новый дом заселяли. Ведь в наших хрущёвках шумные соседи – это как извержение вулкана для тех, кто живёт у его подножия. А будущий мэр был в те годы очень молодым и ещё не разучился верить своим глазам, и когда видел внешне благообразного человека, то таковым его и считал. Каково же было его удивление, когда каждый вечер из-за стены от новых соседей стали раздаваться бесконечные матерные рулады, которые выкрикивал визгливый мужской голос, грохот и удары непонятного происхождения. А как-то ночью к ним прибежала жена этого тишайшего и милейшего на людях товарища с избитым дочерна пятилетним сыном на руках, сама вся в крови, с разорванной губой и сломанным носом. Следом за ней мчался пьяненький «тихоня» Васильчиков, размахивая на ходу табуреткой. Арнольд Тимофеевич вспомнил юношеские занятия боксом и вырубил одним ударом такую нешуточную угрозу человечеству, после чего соседушка опять стал паинькой на пару дней – склонные к насилию рабы сами понимают и уважают только язык насилия.
Тут уж и не знаешь, что лучше: быть хорошим дома и плохим за его пределами, или наоборот. Один весь сор души сваливает на головы близких, другой демонстрирует его чужим. Никак людям не научиться уважительно и бережно относиться как к своей семье, так и к посторонним людям. Это пока недостижимая планка для них. Сам мэр совершенно не терпел насилия человека над человеком, а уж тем более над женщиной или ребёнком, как бы они себя ни повели. Мог нагрубить, нахамить, даже наорать или сказать что-нибудь очень обидное. И то не каждому, а только тем, кто не отреагирует на это слишком брутально. Но ударить кого-либо ему было трудно. Он потому и бокс бросил, что достигал хороших результатов, но не находил удовольствия, чтобы молотить кого-то кулаками под восторженные визги публики-дуры. Когда вынужденно врезал Васильчикову по морде, даже переживал и хотел попросить прощения у этого подпольного дебошира, но Виктория Васильевна запретила ему унижаться перед «этаким дерьмом».
А вот у Авторитета сия традиция повёрнута ровно на сто восемьдесят градусов. У него вообще много таких вывертов. Вроде бы образованный и рациональный человек, начитанный и просвещённый, даже интересный собеседник, когда в нормальном настроении, а иногда такое вытворяет, что удивило бы и варваров. Псих, одним словом. Когда ещё только становился бандитом и делал первые шаги на этом нелёгком поприще, мог со своими людьми ворваться в чужой дом и учинить там такое, что после их ухода пропитанные кровью обои отслаивались от стен. Обитатели сих домов, включая женщин и детей, если и выживали после пережитого ужаса, то теряли всяческий интерес к дальнейшей жизни. Авторитет как раз именно перед чужими мог показать себя во всей «красе», а дома – идеальный образец сына, мужа и отца. Да и сколько в человеке может быть злости и жестокости, чтобы после таких дел их хватило бы ещё на близких? Сейчас-то он уже так не лютует, потому что давно всем внушил, что с ними может статься в случае непослушания. А может, стареет?
Хотя, какое там «стареет»: на мэра ведь наехал. И вот никак не может научиться нормально в дом входить! Явится, как Копперфильд какой-то, словно сквозь стену проходит. Домой придёшь, дверь откроешь, а он уже там сидит. Прямо на нервы действует эта его сволочная манера! Ещё недовольство выразил, увидел подвох в том, что Арнольд Тимофеевич дар речи потерял от такого явления. Заехал мэру по морде пару раз, что тот якобы не ждал его живым увидеть. Да почему же не ждал?! Очень даже ждал, чуть ли не каждый день готовился, как к смерти, но нельзя же так пугать, в самом-то деле! Замок не взломан, окна изнутри закрыты, следов нет никаких. Чёрт его знает, как он так делает? Шёл бы в цирк выступать, что ли, с такими талантами. Мужику уже под сорок, а он всё в прятки играет.
Арнольд Тимофеевич, после его ухода тайком в окно выглянул, зажимая разбитый нос полотенцем, а в машине Авторитета его старший сын сидит. Белокурый хрупкий мальчик лет тринадцати. Интересуется алгеброй и шахматами, побеждает в районных и даже областных математических олимпиадах. И вот отец уже берёт его на свои «разборки»! Что скажет ему сын на всё это? Станет участвовать в делах отца? А может, он и так знает, чем папа занимается?
Мэр напился с горя. И как раз Авторитета повстречал на заправке – на ловца и зверь бежит. С пьяной смелости спросил его об этом. Спросил и испугался, что тот сейчас размажет его по капоту за подобную дерзость. Но Авторитет спокойно ответил, что скоро необходимость насилия и террора, этих вечных повивальных бабок истории, отпадёт сама собой, поэтому дети его будут жить совсем иначе. Должна же когда-нибудь смениться эта блядская эпоха! У него за эту эпоху дети выросли, а она, сука, всё не кончается. И укатил. Умиротворённый такой. Не иначе, порешил кого-нибудь.
Мэр подумал, какой всё-таки странный эффект даёт смесь марксизма и бандитизма, и вспомнил о дочке, которая тоже успела закончить школу и институт, уехать и разучиться его понимать за эту нескончаемую эпоху. Ужаснулся: «Неужели мы раньше этой эпохи закончимся, так ничего другого не увидев?». Не сумел он своему единственному ребёнку объяснить самые важные вещи в жизни. Вёл себя дома всегда как-то бесцветно. Была у него какая-то аллергия на семью, как на тополиный пух. Ему четвёртая или пятая жена – он точно уж не помнил, какая именно – как-то сказала:
– Ты красиво ухаживаешь, но жить с тобой в браке скучно до безобразия! Почему мужчины после свадьбы становятся такими пошлыми и кислыми?
Это с ним-то скучно? А кто их возил на курорты, кто дарил подарки стоимостью в несколько десятков минимальных окладов? Даже квартиры и машины дарил, когда в стране народ вовсе зарплаты не получал. Обнаглели бабы! Привыкли, что их веками били смертным боем, а теперь не знают, как отыграться за это на тех, кто их по-настоящему любит и лелеет… Хотя, кто там знает, что такое любовь? Он сам знал за собой, что в семейной жизни нападала на него мучительная хандра, когда внутренний голос неизменно задавал коварный вопрос: «И вот к этому ты стремился? Неужели? Неужели, не захочешь ещё раз проверить своё мужское обаяние и покорить новую вершину?». Подарки дарил, а сам думал, как бы начать всё по-новому. С новой бабой, разумеется.
А теперь жены нет и снова скучно. Дома так одиноко, что он иногда на работе остаётся ночевать, чтобы эти гулкие стены не давили на психику. Никто не зайдёт, бывшие жёны не вспоминают, дочка не приедет. Авторитет как-то заходил на днях, так мэр даже обрадовался, что хоть кто-то пришёл, пусть даже этот кто-то – ужас всей его жизни. Дорогой гость удивлялся, как можно жить в таком огромном и мёртвом доме, в котором не продуман путь к отступлению и мало возможностей для проведения каких-то манёвров. Всё к какой-то войне готовится, стрельба ему мерещится! Поговаривают, подземный ход или даже бомбоубежище строит под своим домом. И как с ним жена прожила столько лет! Хотя, куда от него денешься…