Книга Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Клянусь, нога моя не ступит на французский берег!
Но за три дня до подхода к Бресту она пришла с неожиданной просьбой:
— Мистер Аллен, я хочу с вами посоветоваться.
— Слушаю вас.
— Мне стало известно, что мой муж выехал из России в Англию. Сейчас он в Лондоне. Я хочу послать ему радиограмму, чтобы он прибыл в Париж. Там мы сможем обсудить наши планы, как жить дальше.
— Поздравляю вас, Евгения Андреевна!
— Спасибо.
— А как же ваша клятва? — не преминул заметить Аллен.
— Я вас не понимаю…
— Не вы ли дали слово не только мне, но и своим воспитанникам, что ни при каких условиях не сойдете на французский берег?
— Но обстоятельства изменились.
— Разве не об этом все время твердил и Красный Крест? Ваш муж оставил Россию… Бежал от голода и новой власти. То же самое могло случиться и с другими семьями. Вот почему мы и хотели сделать временную остановку, чтобы узнать о родителях… По какую сторону границы они находятся? Это помогло бы избежать новых препятствий для воссоединения.
— Я защищала интересы детей. Это мой долг.
Аллен откинулся на спинку кресла:
— Выходит, наши цели совпадают.
Теперь, три дня спустя, миссис Мазун снова в его каюте.
— Муж мой уже в Париже. Позвольте мне отлучиться на один день.
— Готов дать вам больше, чем день. Но мое разрешение мало что значит.
— Почему?
— У вас нет заграничного паспорта. Нет и визы. К тому же сегодня воскресенье. И не к кому обратиться. Будет лучше, если ваш муж приедет в Брест. Дайте ему знать — из Парижа есть ночной поезд. Уже утром вы встретитесь. Поднимитесь к радисту. Скажите, я разрешил дать радиограмму за счет Красного Креста. Есть у вас адрес, где остановился муж?
— Спасибо, мистер Аллен.
В ее глазах появились слезы. Она махнула рукой и поспешила выйти.
Нет лучшего учителя, чем сама жизнь, подумал он, когда миссис Мазун закрыла за собой дверь.
…Новые и новые посетители заходят в каюту. И все просятся в город. Познакомиться с Францией… Просто погулять… Купить на оставшиеся деньги подарки своим близким… Ведь скоро Новый год и Рождество.
Не решились зайти к Аллену Виталий Запольский и Леонид Дейбнер. Они так много читали о Франции, столько слышали об этой прекрасной стране. Зачем же маяться в четырех стенах пакгауза? Не лучше ли организовать экскурсию?
Но старшие колонисты так и не постучались в каюту. Помешала гордость. Ведь это они яростно возражали против захода «Йоми Мару» во Францию, собирали подписи протеста.
Мог ли думать в эту минуту Леонид Дейбнер, что пройдет совсем немного времени, и он, получив именную стипендию, приедет в Париж и поступит в Сорбонну, один из самых престижных университетов. А закончив его, станет известным ученым-химиком. И гражданином Франции.
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Французское правительство не разрешило русскому персоналу — тем, кто не имеет паспорта и визы, — покидать порт. Это рассердило воспитателей. Казалось, они забыли свои недавние страхи перед Францией.
На пристани поставили загородки, чтобы остановить толпы зевак. Французы оказались очень любопытными. Куда любопытнее американцев.
Вечерами мы устраивали танцы и показывали кино. А вот в дневное время не знали, чем занять детей. В углу пристани были навалены брикеты сена. Целая гора. Дети взбирались на нее, а потом скатывались вниз. Костей, слава Богу, никто не переломал. Ангелы-хранители стояли но страже.
На следующее утро я увидела, как из трюма поднимают огромный ящик с шерстью. «Вот где решение задачи», — сказала я Флоренс Фармер. Мы попросили Аллена оставить нам несколько коробок этого товара, который был предназначен Парижу. А потом Флоренс помогла мне отыскать и коробку с вязальными спицами.
С криками одобрения девочки выстроились в очередь. Вскоре гора сена была усеяна вязальщицами. Все решили связать к зиме подарки своим близким. Даже мальчики включились в эту работу.
— Что за облегчение! — сказали мы друг другу, я и Флоренс.
ПОДАРКИ
Колонисты прощаются с учительницей Евгенией Андреевной Мазун. Она уезжает с мужем в Англию. На ее лице одновременно слезы, смущение, радость…
— Сошла с дистанции, — говорит Коля Егоров, чемпион колонии по бегу и плаванию.
Неожиданно решили остаться на французском берегу три русские медсестры, нянечка из младшей группы и одна из переводчиц. Они будут дожидаться в Бресте решения властей на право эмиграции.
Нашлись родители двух маленьких братьев — Сергея и Андрея Федэ. А за Константином Фребелиусом приехал из Бельгии отец.
Но самым грустным было расставание с Кузовковым и его собакой.
Два дня мальчик провел в разговорах с отцом. Они уединились в каюте, которую им уступил Бремхолл. Сам же он отлучился в Париж по неотложным делам.
Никто не мешал беседе отца и сына. Только Кузовок вертелся у ног, стараясь напомнить о себе. Он ревновал. Его собачье самолюбие страдало.
Много ли это — два дня разговоров? Совсем немного, если позади два года разлуки и поисков. Это был разговор не только отца и сына, но и двух мужчин. Один Федя знал, сколько сил стоило ему, чтобы сдержать себя там, на пустыре, когда он внезапно увидел дорогое лицо, папины глаза, бороду и протянутые навстречу руки. Перехватило дыхание, на кончиках ресниц задрожали слезы, стало трудно дышать. Но Федя преодолел слабость. Он спокоен, потому что хочет стать моряком, сильным и невозмутимым. Таким же, как его отец и мистер Каяхара.
Они говорили и не могли наговориться. И знали, что впереди еще много бесед. А сейчас следовало решить, как быть дальше? Оставаться ли Феде на «Йоми Мару»? А потом в Петроград. А оттуда на юг, к маме. Или поступить иначе — завтра же в Марсель! И быть рядом. Отец будет работать, а он учиться морскому делу. Кузовка они возьмут с собой. Оказывается, и на «Перекопе» есть собака. Но не беда. Они подружатся. Кузовок ведь добрый и умный. А когда закончится контракт, вернутся все вместе, втроем, в Крым. И уже не будут расставаться.
Вот о чем размышлял Федя перед тем, как уснуть. Это была последняя ночь, которую он провел на борту «Йоми Мару».
На столе Аллена список тех, кто покидает колонию. В этой большой семье каждый ему дорог. Даже те, с кем приходилось ссориться. Например, миссис Мазун. Они измучены ожиданием и разлукой. Мудрено ли, сорваться и потерять самообладание.
Вскоре, думает Аллен, вся стая вспорхнет, и палуба опустеет. А эти, которые в списке, — первые ласточки.
— Не придумаю, что бы подарить тебе на память, — обращается он к мальчику.