Книга Исчадия разума - Клиффорд Саймак

— Передай ему, пожалуйста: за то, что он не перегрыз мне глотку, я ему весьма благодарен.

«Думаю, он и сам это знает. Таким способом он сообщил тебе, что хочет стать твоим другом.»

— Скажи ему, что я принимаю его дружбу и хочу, в свою очередь, стать его другом…

Однако Бун обращался в никуда. Шляпа исчез. Место, где только что сидел переводчик, опустело.

«Разумеется, — сказал себе Бун, — его там нет, потому что никогда и не было. Все это иллюзия, мираж. Там не было никого, кроме волка».

Но когда он вновь глянул на другую сторону костра, исчез и волк.

Закоченев от холода, он еле-еле поднялся. Подбросил дров в огонь и задержался у самого костра, впитывая живительное тепло, — а оно все нарастало по мере того, как мощные языки пламени вспыхивали заново и пожирали древесину.

Спал он, оказывается, долго. Луна сползла к западу. Лунный свет играл на осколках растерзанного страшилища. И ведь прошло уже изрядное время с тех пор, как оно заговаривало с ним, Буном. Если заговаривало в действительности, если мольба монстра не была чистой фантазией, как Шляпа.

«Как же я изменился, — мелькнула мысль. — Всего несколько часов назад я был закаленным репортером, признававшим факты, только факты и ничего, кроме фактов. А теперь вот принялся фантазировать. Вел беседу со Шляпой, препирался с погибшим монстром, был готов принять волчью дружбу…»

Надо полагать, одиночество способно шутить с человеком странные шутки — но неужто так скоро? Впрочем, здешнее одиночество отлично от одиночества простого, обыкновенного: оно усугублено сознанием, что, по всей вероятности, он единственный человек на просторе двух континентов. В XX веке многие ученые считали, что нога человека не ступала в Западном полушарии не только в эту эпоху, но еще, по меньшей мере, десять тысяч лет после нее. Правда, по просторам Азии уже шастали варварские племена, и еще дальше на запад обитали другие, которые спустя тысячелетий двадцать примутся малевать грубые изображения фауны своего времени на стенах европейских пещер. Что же до него, Буна, то он здесь попросту неуместен, один-оденешенек среди диких зверей.

Немного согревшись, он отодвинулся от огня и начал ходить вокруг костра. Хотелось додуматься до чего-нибудь, но мысли рвались, у них не было ни начала ни конца. Они кружились бесцельно, как он сам вокруг костра.

Волки по-прежнему ссорились над тушей бизона, но как-то вяло и не слишком искренне. Вдалеке какая-то тварь вздумала выть нескончаемо, монотонно и жалобно. Наверху, в можжевеловых зарослях, грустно щебетнула птичка. Луна зависла над самым западным горизонтом, а на востоке начало светлеть. Занимался новый день.

Как только рассвело, Бун откопал нижнюю рубашку и достал себе мяса. Сидя на корточках у костра, он жевал и жевал, стараясь перетереть жесткие волокна хотя бы настолько, чтоб их можно было проглотить без опаски. После завтрака он опять побрел к родничку за водой, а потом вскарабкивался на склон за дровами.

До него дошло, что убить время, заполнить дни хоть каким-то делом будет задачей не из легких. Какие такие занятия изобрести, чтобы не погибнуть от безделья? Он думал, думал — и не придумал ничего, что имело бы смысл. Конечно, можно бы отправиться на разведку местности, но сейчас это представлялось неразумным. Позже, быть может, и придется побродить по окрестностям, но сейчас надо сидеть на месте и ждать возвращения Инид или появления кого-нибудь еще.

Сходив несколько раз к уступу, за которым бизон держал последнюю оборону, Бун приволок к бивуаку самые тяжелые каменные плиты, с какими только мог совладать, и нагромоздил их поверх тайника с мясом. Вероятно, очень голодные хищники, унюхавшие мясо, сумели бы сдвинуть каменную преграду. Но волки из этой стаи, которых он уже начал считать своими, слишком сыты для того, чтоб отважиться на подобный труд.

Затем он решил залезть на самую вершину холма и, не щадя себя, одолел крутой предвершинный склон, достиг гребня и осмотрелся. Смотреть оказалось в общем-то не на что. В двух-трех милях от него паслось стадо травоядных, скорее всего бизонов. Тенями проносились легконогие стайки иных животных, предположительно вилорогих антилоп. По сухому руслу ручья прошествовал вперевалку кто-то внушительный, похожий на медведя. А в остальном вокруг расстилалась пустошь, прорезанная кое-где овражками, где по весне текла вода, и усеянная скучными однообразными холмами. Там и сям к овражкам теснились тополиные рощи, да на склонах холмов изредка проступали темные пятнышки — то ли кусты, то ли семейки деревьев.

Когда Бун спустился вник к костру, волки наконец оставили тушу бизона в покое. В сущности, от нее и не осталось почти ничего — кости да клочья шкуры, хлопающие на ветру. Вокруг суетилась добрая дюжина грифов, они злобно наскакивали друг на друга, защищая участки, которые каждый из них определил для себя, и склевывая скудные крохи мяса, еще уцелевшие на скелете.

Бун приготовился ждать, собрав все свое терпение. Прошло четыре дня — времялета не было. Он ретиво исполнял свои каждодневные дела и несколько раз осматривал поверженного монстра, но не приближаясь, а кружа на безопасном расстоянии. За неимением лучшего развлечения он пробовал воссоздать монстра мысленно, как-то соединив обломки в единое целое. Наверное, задача облегчилась бы, если б он разрешил себе подойти поближе, взять обломки в руки и хорошенько изучить их. Но он почему-то робел. Новых попыток заговорить монстр не делал, и Бун убедил себя, что разговора и не было никогда, что воспоминание о разговоре — всего-навсего аберрация памяти.

К концу четвертого дня произошло предвиденное и все же неприятное происшествие: жареного мяса в яме хватило бы еще на два-три раза, однако оно начало портиться. А он все же оставался пока слишком цивилизованным, чтоб его желудок согласился на тухлятину.

На утро пятого дня он вырвал листок из книжки, которую носил в нагрудном кармане, и огрызком карандаша нацарапал записку:

«Ушел на охоту. Вернусь без промедления.»

И, положив записку на каменную пирамиду, охранявшую яму, придавил ее одним из камней сверху.

Отправляясь на охоту с ружьем, Бун был в приподнятом настроении. Наконец-то для него нашлось настоящее дело, которое надо сделать непременно, а не просто ради того, чтоб убить время. Не прошел он и мили, как из-за холма выскочил волк явно с целью составить ему компанию. Правда, догонять не стал, а выбрал позицию примерно в ста ярдах позади и чуть справа. При этом волк держался по-дружески и всем своим видом показывал, что рад новой встрече. Бун попробовал заговорить с волком, но тот пренебрег разговором и лишь продолжал трусить следом, не приближаясь и не отставая.

Примерно через час Бун заметил на расстоянии небольшое стадо пасущихся антилоп. Слева лежало сухое русло — он соскользнул туда и двинулся дальше по дну абсолютно бесшумно. Овражек понемногу сворачивал вправо, как раз туда, где паслась намеченная добыча. Волк по примеру Буна также спустился в овражек и теперь трусил позади. Дважды Бун опасливо взбирался на склон и выглядывал, как там антилопы, все было в порядке, они оставались на том же месте, пощипывая полынь, а если попадалась трава, то и траву. Казалось, они не чуют угрозы, но дистанция была все еще великовата, надо было подобраться поближе. Он опять спустился на дно и продолжал уже не идти, а красться, примеряясь, куда поставить ногу: один хрустнувший под ногой камешек — и антилопы пустились бы наутек. Словно предчувствуя скорый конец охоты, волк крался следом совершенно беззвучно.