Книга Кетополис. Книга 1. Киты и броненосцы - Грэй Ф. Грин

Говорят, она это сделала.

— Может быть, — говорит Ват Сомпонг. — Она была сильная.

Говорят, это случилось, когда ребенок уже был большим.

Будущий Теерасак выпал в грязь и кровь из вспоротого живота. Но не умер.

Говорят, когда их нашли, он не плакал, а грыз пуповину.

У него уже были зубы. У недоношенного младенца — зубы.

Говорят… но это неправда.

— А правда то, — говорит Ват, — что однажды бирманцы назначили награду за его жизнь, и Теерасака предали собственные люди. Его схватили во сне, выжгли ему глаза, переломали руки и ноги, вырвали язык — настолько предатели его боялись. И повезли продавать изуродованного, но еще живого Великой Бирме.

Но был один генерал, который остался верен королю. Он собрал воинов, они подстерегли предателей и напали на них. Их было всего двенадцать, а предателей сотни, но они победили.

В бою, когда, казалось, они уже проиграли, случилось чудо. Изуродованный Теерасак не мог видеть или говорить, но мог думать и мог кричать. И он стал кричать — безъязыко. А эхо превратило его крики в утробный крик, похожий на крик слона.

От его ужасных криков предателей охватил ужас, а у героев — наоборот, сердца переполнились праведным гневом.

Белый слон принадлежит королю.

И они победили.

И теперь изуродованный плод победы лежал на их плечах, и они не знали, как поступить. То есть это был совсем простой генерал и совсем простые солдаты. Они не представляли, что так можно поступить с их господином и королем.

— Скажите мне, что делать, господин? — спрашивал генерал у Теерасака, но тот не мог ответить.

И спасители впали в отчаяние.

Сиам — земля отчаяния. Если из отчаяния делать кирпичи, как из глины, его хватило бы на стену высотой в четыре человеческих роста — вокруг всей Великой Бирмы.

— Да, — говорит Ват. — Так много отчаяния… И тогда появился он.

— Он, это кто? — спрашиваю я.

— Он, — говорит Ват Сомпонг. — Это он. Страшный бледный человек. Европеец.

Страшный человек сказал, что поможет Теерасаку — и ничего за это не возьмет. Кроме одного — его изуродованной плоти.

Генералу не понравилось ничего из сказанного человеком, но другого выхода он не видел. Это был совсем простой генерал. И тогда генерал пришел к своему королю за советом:

— Что мне ответить, господин?

Генерал молил об ответе. Теерасак молчал — он ведь не мог говорить.

И тогда генерал согласился на предложение страшного человека.

Все случилось быстро. Страшный человек дал Теерасаку новые руки и ноги, новые глаза и даже новый язык, а себе забрал гниющую плоть короля.

И вот Теерасак открыл железные глаза, оперся на железные руки, встал на железные ноги. И первое, что он сказал генералу железным языком:

— Нет.

Понимаете? Теерасак с самого начала говорил «нет», но у него не было языка, ни рук, ни ног, ни даже век — и генерал его не услышал. Вернее, я даже думаю — не захотел услышать. Ведь это было решение, которое продлило бы муки генерала. Смотреть, как умирает твой король, и ничего не делать.

А теперь генерал понял, что совершил ошибку.

Иногда самое важное — суметь отказаться, господин Козмо.

— И генерал молча встал и вышел. И шел он день и два, и три, без пищи и воды, а когда не смог больше идти, лег на землю и пополз. А когда сил у него совсем не осталось, генерал достал нож и перерезал себе горло. И умер, истекая кровью, в дорожной пыли.

Ват замолкает и молчит так долго, что я не выдерживаю:

— И что дальше? Что случилось с Теерасаком? Чем закончилась история?

Сиамец поднимает глаза, потом говорит сухо:

— Он умер.

— То есть как… просто взял и умер?

— Да, просто умер, — кивает Ват Сомпонг.

— И все?

— И все, — лицо непроницаемое. Конец истории. — Господин желает что-нибудь еще?

…Тридцать лет прошло.

— Значит, у вас был король? — спрашиваю у девушки с глазами, словно вырезанными ножом.

— Да, господин.

Она отводит взгляд.

— Мы идем спиной к будущему, — говорит Ват Сомпонг. — Поэтому не видим его. Мы можем смотреть только в прошлое… Контракт готов, господин Козмо. Нужна только ваша подпись.

Я знаю, что вы хотите спросить.

Да, я подписал.

С тех пор я женатый человек. Можете присылать поздравления. Впрочем, уже не стоит. Нет, не стоит. Не беспокойтесь.

…Когда мы остаемся одни, Нитхинан смотрит на меня.

Я протягиваю руку. Мои пальцы испачканы чернилами.

— Иди ко мне, о моя ведущая к сокровищам! Возьми меня за руку и веди в сад удовольствий и неги…

Темные глаза.

У меня вдруг перехватывает горло. Перед глазами все плывет. Я говорю:

— Обними меня, пожалуйста, Нитхинан. Мне до смерти страшно.

7. Сравнительная порохология

Я не рассказываю историю. Я наматываю ее на кабестан. Тугими кольцами, обжимая подробности и детали в один тонкий металлический трос.

Виток, виток, виток…

Давайте поговорим о бездымном порохе. Я все-таки закончил артиллерийский класс.

У галлийцев пироксилин. Он мощный, но разлагается даже при нормальной температуре.

У немцев баллистит.

У итальянцев филит. Хорошее название.

У англичан кордит. Хороший порох.

У нас опять-таки пироксилин — который, отсырев, превращается в мощнейшую взрывчатку и к чертям разносит орудие. Вместе с орудийной прислугой.

Понимаете, к чему я клоню?

Надо делать, как у англичан.

Англичане — лучшая морская нация в мире.

Но лучший снарядный порох — у американцев. Пироколлоид. Ни черта с ним не делается. Не окисляется, не боится влаги, не взрывается в стволе. И однородный, после прессовки и обвалки хоть вместо резинового ковра к адмиральскому трапу. И ровное медленное горение, без детонации — что самое главное.

Американцы — молодцы. Еще бы. Секрет пороха они свистнули у русских.

Я знаю это, потому что мне рассказал подвыпивший русский лейтенант с клипера «Джигит». Клипер был старый и уютный, как глоток коньяка у камина; в скрипе дерева и трепете белых парусов, а лейтенант молодой и отточенный, с хромированным блеском хорошего механизма. Автоматон. Казалось, когда он разливает водку, я слышу слаженное «чик-чик-чик» шестеренок. Молодые русские офицеры все как один хотят походить на англичан…