Книга Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

«Он еще вернется, — сказал Ян Кубелик, министр иностранных дел Чешской республики, приехавший в Амстердам на конференцию „Большой семерки“. — Не сомневайтесь, вы еще увидите Петера Новака».

Эпилог

Гибкая, изящная женщина с короткими, жесткими темными волосами лежала совершенно неподвижно, сосредоточенная до предела. Снайперская винтовка длиной четыре фута застыла на мешках с песком. Тень колокольни делала женщину абсолютно невидимой со всех сторон. Открывая левый глаз, не прильнувший к оптическому прицелу, она видела перед собой панораму Дубровника, крытые красной черепицей крыши, раскинувшиеся пестрым фаянсом, осколками античной керамики. Под колокольней, на которой женщина находилась уже много часов, волновалось море человеческих голов, разлившееся на несколько сотен ярдов до деревянного помоста, возведенного на центральной площади старой части Дубровника.

Это были верующие. От них не укрылось, что папа решил начать свой визит в Хорватию с публичного обращения к жителям города, ставшего символом страданий народа этой страны. Хотя прошло уже больше десяти лет с тех пор, как югославская армия осаждала портовый город на побережье Адриатического моря, воспоминания об этом еще были слишком свежи у жителей города.

Многие держали в руках закатанные в пластик фотографии любимого понтифика. И дело объяснялось не только тем, что папа славился своим умением говорить правду в глаза сильным мира сего; он излучал вокруг себя сияние — искра Божья, несомненно, но также великое сострадание. Как это было в духе папы — он не просто обличал терроризм и насилие, укрываясь в стенах Ватикана; понтифик лично принес свое послание мира в самое сердце кровопролития и междоусобиц. Больше того, уже ходили слухи, что папа намеревается обратиться к странице истории, которую хотело бы забыть большинство хорватов. В извечном противостоянии католической и православной церквей обе стороны имели достаточно поводов для покаяния. И, по мнению понтифика, настало время — как для Ватикана, так и для Хорватии — решительно осудить деяния усташей[79], бесчинствовавших в стране в годы Второй мировой войны.

Хотя правительство Хорватии отнеслось к намерению папы крайне отрицательно и это мнение разделяли многие жители страны, духовное мужество понтифика лишь распаляло восторженных почитателей, собравшихся на площади. Но — подозрения Джэнсона недавно были подтверждены его агентами, действовавшими в Загребе, столице Хорватии, — нашлись и те, кто решил приготовить святому отцу другую встречу. Тщательно спланированный заговор ставил своей целью покушение на папу. Сербское меньшинство, преимущественно православного вероисповедания, решило отомстить за притеснения своего народа в прошлом, убив человека, которого хорватское большинство, католики, почитали превыше других смертных. В молчаливом сговоре с хорватскими экстремистами националистического толка, опасавшимися смелых взглядов понтифика и стремившимися искоренить всех иноверцев, живущих в стране. После такой чудовищной провокации — а ничто не могло сравниться со зверским убийством папы, пользующегося Любовью миллионов, — ничто не будет стоять у них на пути. И действительно, даже простые граждане с готовностью примут участие в кровавой работе по очищению Хорватии.

Разумеется, подобно всем экстремистам, хорватские ультранационалисты не могли предвидеть долгосрочные последствия своих действий. Их волновали лишь собственные сиюминутные интересы. За злодеяние одного серба заплатят десятки тысяч его соплеменников. Однако погромы заставят правительство Сербии прибегнуть к решительным мерам: Дубровник и остальные хорватские города снова будут обстреляны сербской армией, после чего Хорватия вынуждена будет объявить войну Сербии. И вооруженный конфликт снова разгорится в одном из самых нестабильных уголков Европы, разделяя соседей на союзников и врагов, — причем никто не может предсказать, к каким последствиям это приведет в конечном счете. Один раз выстрел на Балканах уже разжег пожар мировой войны; это могло повториться снова.

Теплый ветерок ласкал средневековые здания центральной части города. Ничем не примечательный с виду человек с короткими седыми волосами — на которого никто не посмотрит дважды — разгуливал по улице Божедара Филиповича.

— Четыре градуса от меридиана, — тихо произнес он. — Жилое здание в конце улицы. Верхний этаж. Есть визуальный контакт?

Женщина чуть переменила позу и подстроила оптический прицел «Сваровский 12x50»: в окуляре появилось изображение снайпера, застывшего с винтовкой наизготовку. По фотографии она узнала это лицо со шрамом: Милич Павлович. Не просто один из фанатиков-сербов из Дубровника, а опытный, закаленный убийца, облаченный их доверием.

Террористы прислали лучшего.

Но не остался в долгу и Ватикан, стремившийся убрать убийцу, но так, чтобы это осталось в тайне.

Задание по обеспечению безопасности папы лишь формально было для Джэнсона и Кинкейд новой работой. Кстати, она и работой была лишь формально: как заметила Джессика, шестнадцать миллионов на счету Джэнсона в банке на Каймановых островах остались в неприкосновенности — а если их заработал не он, то кто? Но все же, как сказал Джэнсон, они слишком молоды, чтобы удаляться на покой. Он уже пробовал это — пробовал бежать от того, кто он есть. Это для него не выход — как и для Джессики; теперь Джэнсон знал это наверняка. Он восстал против лицемерия — против высокомерной спеси бездушных чиновников. Но, хорошо это или плохо, ни он, ни она не были созданы для спокойного существования.

— Я уже пробовал жить на островке в Карибском море, — объяснил Джэнсон. — Очень быстро надоедает.

Существенные финансовые резервы означали только то, что теперь напарники могли подходить с предельной разборчивостью к выбору клиентов, при этом можно было не экономить на накладных расходах.

Кинкейд заговорила очень тихо, зная, что пленочный микрофон донесет ее голос прямо до уха Джэнсона.

— Проклятый кевларовый бронежилет, — проворчала она, ерзая под слоями пуленепробиваемых синтетических волокон. Джесси долго не уступала требованию Джэнсона надевать защиту, жалуясь, что в бронежилете она потеет. — Скажи правду: я в нем выгляжу очень толстой?

— Неужели ты полагаешь, что я стану отвечать, пока у тебя в патроннике есть патрон?

Джессика прилипла щекой к прикладу: убийца со шрамом собрал двуногую сошку и вставил в свою длинную винтовку обойму.

С минуты на минуту появится понтифик.

У нее в ухе снова прозвучал голос Джэнсона:

— Все в порядке?

— Как часы, ищейка, — ответила она.

— Но только будь осторожна, хорошо? Помни, снайпер прикрытия находится на крыше склада в точке Б. Если они про тебя пронюхают, ты в зоне его досягаемости.

— Не пронюхает, я нахожусь гораздо выше его, — сказала Джесси, чувствуя, как по всему ее телу разливается спокойствие опытного стрелка, занявшего безупречную позицию.