Книга Божество реки - Уилбур Смит

Я проехал из Фив до Элефантины за два дня и две ночи, и, когда добрался до дворца, у меня едва хватило сил добрести до беседки в водном саду, где возлежала моя госпожа. Я бросился на землю у ее ложа и прохрипел:

— Госпожа, — губы мои растрескались от жажды и пыли. — Фараон одержал большую победу. Я вернулся, чтобы отвести тебя домой.

МЫ ПЛЫЛИ вниз по течению к Фивам. Царевны плыли с нами, чтобы матери было веселее. Они сидели на палубе, сочиняли стишки, загадки и смеялись, но в смехе их слышалась печаль, а в глазах появлялась глубокая тревога, когда смотрели на госпожу.

Царица Лостра была слабой, как раненая птица. На костях ее, казалось, не осталось плоти, а кожа стала прозрачной, как перламутр. Я мог поднять ее на руки и косить так же легко, как носил когда-то десятилетнюю девочку. Порошок сонного цветка больше не успокаивал боль, которая будто клещами гигантского краба разрывала живот.

Я отнес ее на нос ладьи, когда из-за поворота появились наконец прекрасные Фивы. Придерживал рукой за плечи. Мы стояли и смотрели на знакомые места, с радостью вспоминая тысячи веселых случаев из нашей юности.

Однако это скоро утомило ее. Когда мы причалили у пристани дворца Мемнона, добрая половина жителей Фив пришла встретить царицу. Во главе огромной толпы стоял фараон Тамос.

Когда рабы вынесли ее на берег на носилках, люди приветствовали криками. Хотя большинство присутствующих не видело Лостру раньше, легенда о доброй царице жила в их сердцах долгие годы изгнания. Матери поднимали детей на руках и тянулись за благословением к бледной руке, бессильно свисавшей с носилок.

— Помолись за нас Хапи, — умоляли они. — Помолись за нас, Мать Египта.

Фараон Тамос шел рядом с носилками, как сын простолюдина, а Техути и Беката шли следом за ним. Обе царевны радостно улыбались, но слезы алмазами блестели на их ресницах.

Атон приготовил царице покои. У дверей я отослал всех прочь, даже царя. Я положил госпожу на ложе под густой виноградной лозой, откуда она могла смотреть через реку на сверкающие стены ее возлюбленных Фив. Когда опустилась темнота, я отнес Лостру в спальню. Лежа на полотняных простынях, она посмотрела на меня.

— Таита, можешь ли ты в последний раз обратиться к лабиринтам Амона-Ра ради меня?

— Госпожа, я ни в чем не могу отказать тебе.

Я почтительно склонил голову и вышел, чтобы принести сундучок.

Я примостился на каменном полу у ее кровати, скрестив ноги. Она смотрела, как я готовил травы. Я размолол их в алебастровой ступке и подогрел воду в медном кувшине.

Я поднял дымящуюся чашу с настоем и выпил в честь госпожи.

— Благодарю тебя, — прошептала она. Я осушил чашу и закрыл глаза, ожидая появления такого знакомого ужасного ощущения, будто я падаю в нереальный мир снов и видений.

Когда я вернулся, лампы шипели и дымились, а во дворце стояла тишина. Ни звука не доносилось с реки и из спящего города на том берегу. Только сладкая трель соловья в саду да легкое дыхание госпожи, возлежавшей на шелковых подушках, слышались в комнате.

Мне почудилось, что она спит, но как только я поднял дрожащую руку и вытер отвратительный холодный пот со своего лица, Лостра открыла глаза.

— Бедный Таита, неужели тебе было так плохо?

Мне было хуже, чем когда бы то ни было. Голова раскалывалась, а окружающие предметы плыли перед глазами. Я понял, что больше никогда не смогу обратиться к лабиринтам. Это случилось в последний раз, и сделал я это только для нее.

— Я видел, как стервятник и кобра стояли по разные стороны реки, разделенные ее водами. Я видел, как вода поднялась и опустилась сто раз. Я видел сто снопов хлеба, и сто раз птицы пролетели над рекой. Под ними я видел пыль сражений и блеск мечей. Я видел, как дым горящих городов смешивался с пылью, поднимаемой колесницами.

Я видел, как кобра и стервятник сошлись на совет. Они совокупились и свернулись в одно целое на полотне чистейшего синего шелка. Над городскими стенами развевались синие знамена.

Я видел синие знамена над колесницами, которые мчались по всему миру. Я видел памятники, такие высокие и могучие, что они будут стоять десять тысяч лет. Я видел, как народы пятидесяти стран склонялись перед ними. — Я вздохнул и потер виски, чтобы успокоить бьющуюся в них боль. — Таково было мое видение.

Мы оба довольно долго молчали, а потом госпожа моя сказала:

— Сто лет пройдет, прежде чем оба царства объединятся. Сто лет войн и трудов ожидают страну, прежде чем гиксосы будут изгнаны с ее священной земли. Это будет тяжелое время для моего народа.

— Но народ наш объединится под синим знаменем, и цари твоей династии завоюют весь мир. Все страны земли будут поклоняться им, — истолковал я для нее вторую часть видения.

— Я рада этому, — вздохнула она и уснула. Я не спал, потому что знал: я еще нужен ей. Лостра проснулась снова за час до рассвета в самое темное время ночи.

— Какая боль! Милостивая Исида, какая боль!

Я приготовил чашу настоя сонного цветка. Через некоторое время она сказала:

— Боль ушла, но теперь мне холодно. Возьми меня на руки, согрей меня.

Я взял ее на руки и прижал к себе. Она уснула. Проснулась еще раз, когда первые робкие лучи рассвета проникли в спальню с террасы.

— Я любила только двух человек в своей жизни, — прошептала Лостра, — и ты был одним из них. Может быть, в следующей жизни боги будут добрее к нашей любви.

Я не нашелся, что ответить ей. Она закрыла глаза в последний раз. Ушла тихо, оставив меня одного. Последний вздох был не громче предыдущего, но я почувствовал, как губы моей госпожи похолодели, когда я поцеловал их.

— Прощай, госпожа моя, — прошептал я. — Прощай, душа моя.

Я НАПИСАЛ эти свитки за семьдесят дней и ночей обряда бальзамирования царицы. Это моя последняя дань госпоже.

Прежде чем гробовщики забрали Лостру у меня, я сам сделал ей надрез в левом боку, как и Тану. Я вскрыл чрево и вынул из него того страшного демона, который убил ее. Это была тварь из плоти и крови, но в ней не было ничего человеческого. Когда я бросил ее в огонь, я проклял эту тварь и поганого бога Сета, который вложил смерть в чрево моей госпожи.

Я приготовил десять кувшинов из алебастра для этих свитков. Я оставлю их с ней. Я сам, своей собственной рукой пишу фрески в ее гробнице. Это лучшее из всего, что когда-либо выходило из-под моей кисти. Каждый мазок исполнен любви.

Как бы мне хотелось остаться с Лострой навеки в этой гробнице. Я устал и от горя не хочу больше жить. Но у меня остались две царевны и царь. Я нужен им.

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

Пятого января 1988 года Дураид ибн Аль-Симма из департамента древностей Египта вскрыл гробницу на западном берегу Нила в Долине Знати. Ранее в этой гробнице раскопки не проводились по той причине, что в седьмом веке над ней была построена мусульманская мечеть. Только после долгих и сложных переговоров религиозные власти разрешили провести раскопки