Книга Джузеппе Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

– Филипп!.. Отец! – проговорила она.

– Она нас узнает, она нас узнает! – вскричал Филипп.

– Конечно, узнаю! Господи! Что же это было?

Андре закрыла глаза, но на сей раз не потому, что потеряла сознание, а засыпая спокойным сном.

Николь, оставшись наедине с Андре, раздела ее и уложила в постель.

Вернувшись к себе, Филипп увидел врача: предупредительный Ла Бри сбегал за ним, как только нашлась Андре.

Доктор осмотрел руку Филиппа. Перелома не было, рука была только вывихнута. Доктор сильно надавил на руку и вернул плечо в первоначальное положение.

Беспокоясь за сестру, Филипп пригласил врача к постели Андре.

Доктор пощупал у девушки пульс, послушал ее и улыбнулся.

– Ваша сестра спит спокойно и безмятежно, как ребенок, – сказал он. – Пусть она спит, шевалье, ей ничего больше не нужно.

А барон, едва убедившись в том, что его дети живы, заснул крепким сном.

Глава 37.ГОСПОДИН ДЕ ЖЮСЬЕ

Давайте еще раз перенесемся в дом на улице Платриер, куда де Сартин посылал своего агента. Мы увидим там утром 31 мая Жильбера, лежащего на матрасе в комнате Терезы, а вокруг него – Терезу, Руссо и их многочисленных соседей, с ужасом наблюдающих за тем, каковы могут быть последствия большого праздника, от которого еще не оправился Париж.

Бледный, окровавленный Жильбер открыл глаза. Едва придя в себя, он приподнялся и попытался оглядеться, полагая, что все еще находится на площади Людовика XV.

Тревога сменилась на его лице радостью. Затем грусть опять затмила радость.

– Вам больно. Друг мой? – спросил Руссо, ласково взяв его за руку.

– Кому я обязан спасением? – проговорил Жильбер. – Кто вспомнил обо мне, одиноком страннике в этом мире?

– Вас спасло то, что вы были еще живы. О вас вспомнил Тот, кто думает о всех нас.

– Все-таки это неосторожно – разгуливать в такой толпе, – проворчала Тереза.

– Да, да, неосторожно, – хором стали поддакивать соседки.

– Как можно быть неосторожным там, где не ожидаешь опасности? А как можно предвидеть опасность, отправляясь поглазеть на фейерверк? Если в этом случае угрожает опасность, это не значит, что человек неосторожен, это говорит о том, что он несчастен. Вот мы рассуждаем об этом, а разве мы не поступили бы так же?

Жильбер огляделся и, заметив, что он лежит в комнате Руссо, хотел было заговорить.

Но в эту минуту кровь пошла у него горлом и носом, и он потерял сознание.

Руссо был предупрежден хирургом с площади Людовика XV, поэтому нисколько не растерялся. Он ожидал такого исхода, и сейчас уложил больного на голый матрас без простыней.

– А теперь можете уложить бедного мальчика в постель, – сказал он Терезе.

– Куда же это?

– Да сюда, на мою кровать.

Жильбер все слышал; крайняя слабость мешала ему немедля ответить, однако он сделал над собою усилие и, открыв глаза, проговорил:

– Нет, нет! Наверху!

– Вы хотите вернуться в свою комнату?

– Да, да, пожалуйста.

Он ответил скорее взглядом, нежели губами. На его желание повлияло воспоминание более сильное, нежели его страдание, способное, казалось, победить даже его разум.

Руссо, будучи натурой весьма чувствительной, вероятно, понял его.

– Хорошо, дитя мое, мы перенесем вас наверх. Он не хочет нас стеснять, – сказал он Терезе; Тереза от души одобряла такое решение.

Итак, было решено, что Жильбер сию минуту будет перенесен на чердак, раз он этого требует.

После обеда Руссо пришел навестить своего ученика и провел возле него время, которое он убивал обыкновенно, перебирая любимые растения; молодому человеку стало немного лучше, и он тихим, тусклым голосом рассказывал о подробностях катастрофы.

Он не сказал, почему пошел смотреть фейерверк; он говорил, что на площадь Людовика XV его привело любопытство.

Руссо не мог заподозрить его в скрытности, ведь он не был колдуном. Вот почему он не выразил Жильберу удивления и довольствовался его ответами. Он посоветовал ему только не вставать с постели. Не стал он ему рассказывать и о найденном в его руке клочке материи, за который ухватился Филипп.

Однако этот разговор обоим собеседникам казался интересным и правдивым, они увлеклись им настолько, что не слыхали шагов Терезы на лестнице – Жак! – окликнула она мужа. – Жак!

– Ну, что там такое?

– Наверное, теперь и ко мне пришел какой-нибудь принц, – слабо улыбаясь, прошептал Жильбер.

– Жак! – опять закричала Тереза, продолжая подниматься по лестнице.

– Что тебе от меня нужно? Тереза появилась на пороге.

– Внизу ждет господин де Жюсье, – сообщила она. – Он узнал, что вас видели ночью на площади, и пришел спросить, не ранены ли вы.

– Милый Жюсье! – воскликнул Руссо. – Превосходный человек, как, впрочем, и все, кто по доброй воле или по необходимости близок к природе – источнику всего доброго! Сохраняйте спокойствие, не двигайтесь, Жильбер, я сейчас вернусь.

– Благодарю, – проговорил молодой человек.

Руссо вышел.

Однако едва он покинул чердак, как Жильбер, собравшись с силами, приподнялся и пополз к слуховому оконцу, откуда было видно окно Андре.

Молодому человеку, совершенно обессиленному и ничего не соображавшему, было довольно трудно взобраться на табурет и приподнять решетку окна, а потом опереться на гребень крыши Однако Жильберу это удалось проделать, но, оказавшись в этом положении, он почувствовал, что свет померк у него в глазах, руки задрожали, кровь подступила к горлу, и он рухнул на пол.

В эту минуту дверь чердака опять распахнулась, и вошел Жан-Жак, пропуская вперед г-на де Жюсье и рассыпаясь в любезностях.

– Будьте осторожны, дорогой мой! Здесь нагнитесь… Еще шаг вот сюда, – говорил Руссо. – Да, черт возьми, мы не во дворце.

– Благодарю вас, у меня отличное зрение и крепкие ноги, – отвечал ботаник.

– А вас пришли навестить, Жильбер, – проговорил Руссо, поворачиваясь к постели. – Господи! Где же он? Он поднялся, несчастный!

Обратив внимание на раскрытую раму, Руссо стал по-отечески журить молодого человека.

Жильбер с трудом поднялся и едва слышно пролепетал:

– Мне нужно было побольше воздуху… Ругать его было совершенно невозможно, его лицо исказилось от боли.

– Здесь в самом деле ужасно жарко, – вмешался де Жюсье. – Ну, молодой человек, давайте послушаем пульс, я тоже врач.

– Да еще лучше многих других, – прибавил Руссо, – он лечит не только тело, но и душу.