Книга Непристойные предложения - Уильям Тенн

Стало темно. Мистеру Миду показалось, будто его желудок аккуратно, но настойчиво вытягивают через рот. Вместе с печенью, селезенкой и легкими. Затем все кости в его теле ринулись в опустевший живот, съежились и исчезли. Мистер Мид схлопнулся.

Неожиданно он вновь стал собой и очутился на большом зеленом лугу, в окружении десятков людей. Желудок вернулся и шлепнулся на положенное место.

– … думал. Я все-таки пройдусь, – закончил он, и его вырвало.

Когда спазмы утихли, и слезы перестали катиться из глаз, мистер Мид увидел прямо перед собой мистера Сторку, общительного высокого светловолосого молодого человека.

– Это так просто, мистер Мид. Всего лишь нужно сохранять полную безмятежность во время прыжка.

– Легко… легко говорить, – выдохнул мистер Мид, утирая рот платком. С чего Сторку вечно поливает его покровительственным презрением? – Почему вы… почему вы не найдете другой способ путешествовать? В моем времени комфорт путешествий – краеугольный камень, краеугольный камень всей индустрии. Всякая автобусная компания, всякая авиакомпания, не позаботившаяся о максимальном комфорте своих пассажиров по пути к цели назначения, мгновенно вылетает из бизнеса. Либо обзаводится новым советом директоров.

– Ну разве он не замечательный? – спросила стоявшая неподалеку девушка своего спутника. – Говорит совсем как персонаж исторического любовного романа.

Мистер Мид кисло посмотрел на нее и сглотнул. Она была голой. Если на то пошло, все вокруг были голыми, включая мистера Сторку. Кто знает, что творится на этих сборищах на Поле крика, нервно подумал мистер Мид. В конце концов, он видел их только издали, с трибуны. А теперь оказался среди этих распущенных лунатиков.

– Вы не совсем справедливы, – возразил мистер Сторку. – Если бы человек елизаветинской эпохи или классического греческого периода оказался в одном из ваших самоходных экипажей или на железной лошади – выражаясь вашими словами, – он бы чувствовал себя намного неуютней, в том числе и физически. Это исключительно дело привычки. Некоторые приспосабливаются, как ваш современник Уинтроп. Некоторые нет, как вы.

– Кстати об Уинтропе… – торопливо начал мистер Мид, обрадовавшись шансу сменить тему беседы и направить ее в нужное русло.

– Все на месте? – спросил атлетически сложенный молодой человек, подскакивая к ним. – Я ваш капитан на этом крике. Ну-ка, поднимайтесь, давайте разомнем мышцы. Сегодня мы покричим на славу.

– Разденьтесь, – сказал государственный чиновник мистеру Миду. – Нельзя участвовать в крике одетым. Особенно таким образом.

Мистер Мид отпрянул.

– Я не собираюсь… Я пришел просто поговорить с вами. Я буду зрителем.

Раскатистый смех.

– Нельзя быть зрителем посреди Поля крика! И кроме того, как только вы к нам присоединились, вас автоматически зарегистрировали на крик. Если вы сейчас уйдете, все собьется.

– Собьется?

Сторку кивнул.

– Разумеется. Для разного числа людей требуются стимулы различной силы, если вы хотите добиться крика нужной интенсивности от каждого из них. Раздевайтесь, друг, и присоединяйтесь к нам. Небольшое упражнение подобного рода мигом укрепит ваш дух.

Мистер Мид подумал и начал раздеваться. Он испытывал смущение, отчаяние и немалый страх, но его ждала срочная работа по связям с общественностью со светловолосым молодым человеком.

В своем времени он с удовольствием курил толстые сигары, которые ему дарили политики, напивался в неописуемо зловонных мелких барах с важными журналистами и выдерживал камни и стрелы оскорбительных телевикторин – все в интересах корпорации «Свитботтом септик тэнкс». Девизом Человека по связям с общественностью было: «В чужой монастырь…»

Очевидно, люди, с которыми он перенесся сюда из 1958-го, были почти нетрудоспособными и растяпами. Им никогда не вернуть себя – и его – в их родное время, в мир, где существовала осмысленная распределительная система спроса и предложения, а не что-то совершенно порочное, если судить по тем нескольким областям, в которых оно проявлялось. Мир, где с важным деловым руководителем обращались как с личностью, а не как с капризным двухлетним ребенком. Мир, где неодушевленные объекты оставались неодушевленными, где стены не колыхались вокруг тебя, а мебель под тобой постоянно не приспосабливалась к твоему телу, где одежда на человеке не менялась ежесекундно, словно в калейдоскопе.

Нет, именно ему предстояло вернуть их всех в тот мир – и единственным каналом эффективного воздействия был Сторку. А значит, Сторку следовало задобрить и дать ему понять, что Оливер Т. Мид – свой парень.

И кроме того, подумал он, снимая одежду, некоторые из девушек выглядели весьма симпатично. Они напомнили ему июльский Съезд септических резервуаров в Де-Мойне. Если бы только они не брили головы!

– А теперь все вместе, – пропел капитан крика. – Давайте соберемся. Все вместе плотной группой, поплотнее.

Мистера Мида затолкали в толпу. Она качнулась вперед, назад, вправо, влево, становясь все меньше под руководством и тычками капитана. Послышалась музыка, больше напоминавшая шум – в ней не было различимых гармонических переходов, – она звучала все громче и громче, пока не стала почти оглушительной.

Кто-то, пытаясь сохранить равновесие в толчее голых тел, ударил мистера Мида рукой в живот.

– Уф! – сказал он и повторил: – Уф! – когда кто-то сзади споткнулся и врезался ему в спину.

– Внимательнее! – простонала девушка рядом с ним, когда он наступил ей на ногу.

– Прошу прощения, – ответил он, – я просто не мог…

Затем локоть ударил его в глаз, и он, спотыкаясь, сделал несколько шагов. Группа вновь изменила направление, и мистера Мида вытолкнули вперед.

Снова и снова он перемещался туда-сюда по траве, толкал, и его толкали, ужасный шум едва не разрывал его барабанные перепонки. Он слышал все более далекий напев капитана:

– Давайте, сюда, торопитесь! Нет, сюда, вокруг дерева. Обратно в группу, ты; все вместе. Держитесь вместе. Теперь назад, точно, назад. Быстрее, быстрее.

Они двинулись назад, толпа людей впереди толкала Мида, вжимала в толпу сзади. Потом внезапно они снова шагнули вперед, десяток встречных людских течений в море, и Мид теперь не только продвигался вперед, но и смещался вправо, после чего его развернуло и засосало по диагонали влево. Пару раз его выбрасывало на край группы, но, к его удивлению, когда он обдумал это позже, он лишь пробирался обратно, в плотную пульсирующую середину.

Ему казалось, будто его место здесь, в этой толпе спешащих безумцев. Единственным намеком, что группа изменила направление, была бритая женская голова, врезавшаяся ему в грудь. Он бросался назад, не обращая внимания на хрипы и вопли, причиной которых становился. Он был частью этого… этого… что бы это ни было. Он бился в истерике, покрытый синяками и скользкий от пота, но уже не думал ни о чем, кроме того, как сохранить равновесие в толпе.