Книга Ахульго - Шапи Казиев

Но по всему было видно, что командующий не до конца понимал, что произошло и почему. То вдруг Граббе отправлялся к передовым постам и долго смотрел на перешеек между Сурхаевой башней и Новым Ахульго, будто не верил, что титанические труды храбрых саперов пошли прахом. То принимался отчитывать Пулло и других командиров за дурное исполнение приказа, за нерасторопность полков, за неумелость инженеров, соорудивших неизвестно что, которое так легко сокрушила горстка горцев, то даже грозил сместить командиров с должностей, а на их места поставить шамилевских мюридов.

Подчиненные глухо роптали, но спорить не решались, потому что результаты их деятельности говорили сами за себя. Однако каждый полагал, что сделал бы все по-другому, а не как самонадеянный Граббе, не желавший признавать в Шамиле сильного противника и умелого полководца.

– Нашла коса на камень, – говорил Пулло друзьям – кавказским ветеранам.

– И что лезть на рожон? – разводил руками Галафеев.

– У Шамиля тылы открыты. Ведь предлагал же я занять левый берег Койсу, блокировать Шамиля окончательно, а там артиллерией и добить.

– Торопится командующий, – соглашался Лабинцев.

– Тут все от позиции зависит.

– Ждал, что Шамиль сам уйдет, – качал головой Попов.

– А вон оно как вышло.

– Думаете, снова штурмовать будем? – предположил Галафеев.

– Полагаю, что да, – кивнул Пулло.

– Дело пошло на принцип.

– Помяните мое слово, без занятия левого берега, без батарей в тылу у Шамиля дело не сделается, – уверял Галафеев.

– Рекогносцировочку бы провести надо.

– Я распоряжусь, – пообещал Пулло.

– Оно не помешает.

Сообщив Граббе, что на левом берегу замечены новые партии горцев, за которыми необходимо присматривать, Пулло приступил к исполнению данного Галафееву обещания насчет приготовлений к занятию левого берега. Он отправил топографа Алексеева и штабс-капитана Эдельгейма скрытно осмотреть берега реки, где бы можно было перекинуть новый мост, так как старый, у Чиркаты, был разрушен, а сам аул занимали мюриды. Тщательно осмотрев реку, Эдельгейм доложил, что нет места удобнее того, где был прежде Чиркатинский мост, но для устройства переправы могло сгодиться и другое место, на расстоянии ружейного выстрела от Старого Ахульго, где были обнаружены останки некогда существовавшего моста.

Когда Галафеев осторожно напомнил командующему о необходимости полного окружения Ахульго с занятием левого берега реки, Граббе нервно возразил:

– Вздор! Тогда придется отделить от отряда два или три батальона. Это слишком ослабит отряд, а кроме того, излишне долго и хлопотно. Я и так Шамиля возьму!

– Какие будут распоряжения, ваше превосходительство? – обреченно спросил Пулло.

– Восстановить крытую галерею! – приказал Граббе.

– И никаких канатов, пусть держится на цепях!

– Прикажете исполнять? – осведомился Галафеев.

– Немедленно! – велел Граббе.

– Причем под вашу, милостивый государь, ответственность!

Галафеев взял под козырек и собирался покинуть штабную палатку, когда Васильчиков явился с неожиданной вестью.

– Позвольте доложить, ваше превосходительство, – докладывал адъютант.

– От Шамиля прибыл парламентер.

– Парламентер? – Граббе победно оглядел подчиненных.

– Сдача?!

– Не могу знать, ваше превосходительство!

– Давайте его сюда!

Васильчиков вернулся с Джамалом.

– Ба! – воскликнул Пулло.

– Старый знакомый!

Джамал церемонно поздоровался с Граббе и его командирами, а затем объявил:

– Шамилю надоело воевать, он хочет говорить о мире.

– А ты почем знаешь? – спросил его Граббе.

– Знаю, – многозначительно улыбнулся Джамал.

– Сами увидите.

– Старый плут, – шепнул Попов Лабинцеву.

– Известный мошенник, – так же тихо ответил Лабинцев.

– Сын его у нас служит, а отец для Шамиля старается.

– Так что же предлагает твой Шамиль? – недоверчиво спросил Граббе.

– Мир, – ответил Джамал.

– Вы его не трогаете, он вас не трогает. И все идут по домам.

– Это я уже слышал, – заявил Граббе.

– Но не затем я сюда явился, чтобы Шамиль учил меня, что делать. Пусть сдается, и дело с концом.

– Так разговор не получится, – с сожалением вздохнул Джамал.

– Что люди скажут?

– Мне нет до этого дела, – сердился Граббе.

– У меня с бунтовщиками разговор короткий.

– Шамиль хоть и имам, но без разрешения совета ничего не сделает, – терпеливо объяснял Джамал.

– А совет хочет знать ваши условия.

– Сдача на милость победителя! – твердил свое Граббе, вдохновленный миражом скорого триумфа.

– Нельзя ли, господин генерал, написать Шамилю письмо? – попросил Джамал.

– Он мне не поверит, что вы не желаете кончить дело миром.

– По мне, так лучше ультиматум, – сказал Лабинцев.

– Штыком написать да картечью припечатать, – добавил Пулло.

– Воля ваша, – развел руками Джамал.

– Пишите, как хотите. Но мир любит другие слова.

– Будут тебе слова, – пообещал Граббе.

– Ступай пока.

Дождавшись, пока Джамал уйдет, Граббе торжествующе улыбнулся.

– Час близок, господа! Так и быть, по случаю исторического свершения обойдемся с Шамилем как с достойным противником. Тем важнее будет победа!

– Надо бы помягче написать, – советовал Галафеев.

– Горцы – народ гордый.

– Чего уж тут церемониться, господа? – не соглашался Пулло.

– Куй железо, пока горячо, – кивал Лабинцев.

– Неужели сдастся? – не верил Попов.

– А я, грешным делом, полагал, что до зимы тут просидим.

– И без того засиделись! – важно произнес Граббе.

Он на минуту задумался, ощутив себя сразу и Ганнибалом, и Наполеоном, и принялся диктовать Милютину:

– Итак. Предварительные условия капитуляции…

Милютин замер с пером в руке, затем оглянулся на командиров и осторожно возразил:

– Ваше превосходительство, позвольте напомнить, что капитуляцию вы изволили предлагать и при Аргвани, однако Шамиль ее не принял, хотя находился на менее сильных позициях.

– И что же с того, милостивый государь? – недовольно спросил Граббе.