Книга Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

Как Вы знаете, Пакт нисколько не застыл, и за это время уже добрая половина подписавших Пакт успела его ратифицировать в своих сенатах. В Южной Америке в некоторых из ее республик подобные ратификации происходят довольно медленно, и известны случаи, когда Пакты и договоры дожидались ратификации около пятнадцати лет. Таким образом, в нашем случае можно усмотреть даже довольно быстрое движение сравнительно с обычными для этих мест темпами. Поэтому безошибочно можно подавать правительству заявление о желательности Пакта, подписанное не только членами Общества, но и вообще культурными деятелями, как это и было сделано в Литве. В Париже также происходят движения с Пактом. По словам Шклявера, конференция интеллектуальных работников обещала адаптировать наш Пакт. Чем больше будет раздаваться общественных голосов за принятие Пакта, тем лучше. Ведь дело не в одних только правительствах, но именно в выражениях общественного мнения.

Вы очень хорошо сделали, что процитировали нам письмо, полученное Вашим другом от Гельмбольдт. Считаем это письмо не только сухим и черствым, но и высокомерным. Нужно быть бессердечным человеком, чтобы так отвечать на голос сердца. Вообще, если читающие духовное учение, [такое] как «Т[айная] Док[трина]», делаются такими бессердечно сухими, то это лишь значит, что «не в коня корм». Можно предположить, какой вред сеется этими бессердечными людьми. Но тем более все духовно преданные сердечные люди должны объединяться стремлением облагораживать массы духовными зовами. Конечно, Писарева тоже борется против всякой черствости и несправедливости, она как человек интеллигентный и духовный отлично расценивает происходящее.

Поздравление с Рождеством и Новым годом от членов Латвийского общества Рериха

Письмо Н. К. Рериха Р. Я. Рудзитису от 28 декабря 1936 г.

Уже десять дней, как Е. И. опять больна. Хорошо, что, по словам Фед[ора] Ант[оновича], печатание второго тома не обусловлено непременно весенним сроком. Ждем Ваших вестей о посылках в Шв[ецию]. Также, пожалуйста, сообщите нам, сколько имеется квадратного стенного пространства в большом зале Общества, пригодного для хорошей развески картин — может быть, дадите чертеж стен. Хотелось бы усилить и эту сторону нашего любимого Латвийского Общества. Ведь это даст и новый приток посетителей [из] разных стран. Посылаем Вам переводы моих статей г-жи Мюллер в Вене, может быть, представится случай поместить их соответственно в Ваших краях. Посылаем их медленной почтой. Также Вы будете порадованы узнать, что в Париже состоялся завтрак посланников и представителей прибалт[ийских] стран, на который был приглашен как наш представитель Г. Г. Шкл[явер]. Во время завтрака был произнесен тост за меня — этот дружеский жест Вам будет и приятен, и полезен. Обрадовались получить 20 экз[емпляров] «Аума». Итак, даже в Армагеддонные дни многое движется благоприятно. Е. И. шлет Вам всем свои душевные приветы. Мы все присоединяемся.

Сердцем и духом с Вами.

234

Н. К. Рерих — Ф. Д. Рузвельту

1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

15 апреля прошлого года было для меня одним из самых знаменательных дней моей жизни. При Вашем благородном покровительстве в Белом Доме был подписан Пакт об Охранении Культурных Сокровищ. Как мечтал я о дне, когда мог бы лично увидеть Вас и принести Вам выражение моего почитания и глубокой благодарности!

Не мог я думать, что мне придется беспокоить Вас настоящим письмом — криком моего сердца, чтобы прибегнуть к Вашей справедливости и защите. В Вашем лице выражается вся нация, и я поставлен в необходимость рассказать о том безвыходно чрезвычайном положении, в которое меня поставила злая воля моего же бывшего доверенного.

Как Вы, может быть, слышали, от 1923 года до 1929 года продолжалась наша Средне-Азиатская экспедиция, которой была посвящена немалая литература. Экспедиция была от Американского Музея, и, как и явствует из документа, все средства на экспедицию были американские. Теперь же, по прошествии девяти лет, г-н Х[орш], бывший все время моим доверенным, с неожиданно злоумышленными целями дал сведения в Деп[артамент] налогов, очевидно, представив средства, потраченные на экспедицию, моими личными, почему, несмотря на мое вызванное делами отсутствие, наложен от Правительства лиин[636] на мою единственную собственность в Америке. Кроме картин, никакой собственности у меня нет. И как художник я живу лишь моим творчеством. Самое же печальное в этом деле то, что такой лиин может накладываться лишь в случае какого-либо фрода. Неужели же я на седьмом десятке лет при всеобщей известности моего имени мог бы допускать какое-то злоупотребление? Лишь злая воля, или зависть, или какая-то месть могут создавать такое ужасное положение, чтобы омрачить имя, за шестьдесят два года ничем не запятнанное, и тем повредить мою деятельность в Америке — в стране, о которой я столько раз сердечно писал и которой принес лучшие результаты моей деятельности. И вот теперь, пользуясь моим отсутствием, не щадя болезни сердца жены моей, пользуясь тем, что я могу иметь средства лишь от картин моих, именно на них накладывается угроза их принудительной распродажи. Между тем ведь всем же известно, что оба указанных года мы все были в Средней Азии и в Тибете и большую часть времени были оторваны от всякой возможности сношений с миром. В литературе указаны и те смертельные опасности, когда мы более полугода были остановлены в летних палатках в зимнее время на высоте 16 тысяч футов в Тибете. Известно, как погиб весь наш караван и пять человек наших спутников. И вот в это самое время, когда мы почти что погибли, когда жена моя навсегда потеряла свое здоровье, меня обвиняют в невзносе каких-то налогов. Но ведь все экспедиции не подлежат налогам, иначе экспедиции не могли бы вообще тронуться с места. Отправляясь в экспедицию и по возвращении, я имел всегда уверения г-на Х[орша] в том, что все в порядке и что он счастлив избавить меня в моей художественно-научной деятельности от всех финансовых хлопот. Итак, после пятнадцати [лет] деятельности, связанной с Америкой, на пользу этой любимой страны меня обвиняют и ставят в безвыходное положение. Ведь не только вопрос идет о самом налоге, но идет дело о запятнании имени. Денежных средств у меня никаких нет. Из заработков моих посильно я уделял и жертвовал на образовательные задачи. Я даже не имею средств приехать в Америку. Для приглашения адвоката мне приходится прибегать к помощи друзей, которые тоже стеснены в средствах. Если сложить все факты создавшегося положения, то истинно получается трагическая картина. После сорокапятилетней культурно-просветительной и творческой работы, отмеченной всеми странами, меня обвиняют в каких-то преступлениях, которые